не видел и не слышал!
Борис заметно приуныл.
— Слушай… — Отвернув рукав джинсовой курточки, он глянул на часы. — Я через сорок минут в… в одном месте должен быть. Давай, завтра с утра к тебе загляну и все расскажу. Заодно успею с мыслями собраться.
Вот и ладно, подумал Петяша. Вот и иди себе пока что в это самое «одно место»… лучше всего — в то самое!
— Другой разговор, — неприязненно сказал он вслух. — Если что-нибудь связное, наконец, расскажешь, я тебя — даже! — коньяком напою. Счастливо.
Борис хотел было сказать что-то еще, но тут в комнате зазвонил телефон. Воспользовавшись таким, как нельзя более кстати подвернувшимся, предлогом, Петяша буквально выставил нежеланного визитера на лестницу, запер дверь и пошел в комнату.
Снял трубку:
— Слушаю.
В трубке несколько секунд что-то пошуршало, а затем сразу пошли короткие гудки отбоя.
Тьфу ты, пропасть…
Ну, ладно. Кому надо, еще перезвонит.
С этой мыслью Петяша бросил взгляд в зеркальце, стоявшее на столе среди прочего барахла и остолбенел.
Виски его в зеркальном отражении, аж до верхних кончиков ушей, оказались совершенно седыми.
28
Уставясь остановившимся взглядом в зеркало, Петяша автоматически нашарил на столе пачку сигарет и закурил.
Так все же сон? Или… как?
Петяша скосил глаз на будильник.
Оказалось, со времени пробуждения прошло чуть меньше часа. Неторопливо облачившись в новый костюм и повязав галстук, он сходил на кухню, проглотил чашку сваренного Катериной кофе, предупредил ее, что отправится по делам и уже пошел было на выход, но тут в голову пришла еще одна мысль.
Вернувшись в комнату, Петяша взялся за телефон.
— Алло! Анна Александровна? Здравствуйте. Дмитрия — можно попросить?..
— Здравствуйте, Петя. Он еще позавчера в Москву поехал. Сказал, в командировку. Что за командировки такие постоянные…
— А, когда вернется, не говорил?
— Сказал, дня через три-четыре. А вот…
— Спасибо, Анна Александровна, всего хорошего.
С этими словами Петяша поспешно повесил трубку — мама Димыча, подобно большинству дам младшего пенсионного возраста, отличалась заметно повышенной разговорчивостью и темы для пространных рассуждений находила ежесекундно, так что человеку, не обладающему бесконечным запасом времени, не оставалось иного выхода, кроме как — пресекать эти рассуждения со всей возможной решительностью.
Звонок только утвердил его в принятом решении: появились еще более веские основания считать себя рехнувшимся, причем — солидно, основательно. Если уж галлюцинации так реальны, что поседеть заставляют, это вам не хер собачий.
И — надо же! — ведь только-только нормальная жизнь началась; только-только пруха пошла…
Если вся эта нормальная жизнь и пруха, конечно, не глюк.
Еще раз заглянув на кухню, чтобы поцеловать на прощанье Катю, Петяша наказал ей дверь никому не отпирать, но к телефону подходить: возможно, это он, Петяша, звонить будет. На тревожные расспросы, что за дела такие вдруг приключились, обещал объяснить все потом.
Странно: внезапно поседевших висков его Катя будто бы не замечала.
Выйдя на Съезжинскую, он на несколько секунд замешкался, а затем пошел в сторону Кронверкского проспекта — там киосков газетных много и к метро, на всякий случай, по пути.
В одном из киосков, согласно замыслу, надлежало купить газету рекламных объявлений, что потолще, дабы выбрать из предлагающих посредством оной свои услуги невропатологов и психиатров достойнейшего.
Киоск на углу Введенской оказался закрыт без объяснения причин. Купив в соседнем, продуктовом, ларьке бутылку пива, Петяша направился в сторону Сытного рынка.
Первые глотки прохладного, темного напитка отчего-то здорово стимулировали деятельность мозга, так что буквально минуты через три в голове образовался совершеннейший мысленный бешбармак.
… А если врачи заявят, что он, Петяша, полностью в здравом уме? Тогда ведь, по крайней мере, кое-что из случившегося обычными, естественными причинами не объяснить. Тогда выходит, Борис сначала умер, а потом воскрес, причем напрочь, похоже, не помнит, что умирал, а Димыч одновременно был и в Москве и здесь… Хотя, нет, это же мама его сказала, что он в Москве, он же ей просто соврать зачем-нибудь мог… А почему Катя, как и Борис, тоже о вчерашнем ничего не помнит? Э-э; опять-таки, кто сказал, что не помнит, возможно, просто не хочет говорить…
Бред какой-то!
Окончательно запутавшись, Петяша плюнул и переключил внимание на окружающий мир — так выходило легче всего.
Пиво, вопреки ожиданиям, не помогло успокоиться и расслабиться — настроение, наоборот, сделалось еще более безысходно-мрачным, словно улетучились, осели без следа остатки той эйфорической пены, что вскипела было под черепушкой при резком переходе от нищеты к изобилию.
Люди вокруг — надо же, сколько… — явно злее стали, в сравнении с мирным-то временем, утомились, убегались, глаза едва ль не у всех тусклые… А вон, похоже, кришнаиты шляются, да молодые совсем. Кажется, жажда знаний, присущая прежней молодежи из тех, что поразумнее, прочно сменилась жаждой веры. Вера — замечательный способ все понять, ничего не узнавая. Кришна харе, и вперед! Ну, и Рама тем же порядком. Фиг ли нам, кабанам?..
Вообще Петяша, нужно заметить, хоть и писал интересно закрученные романы со множеством вполне реальных людских характеров и хитрыми взаимодействиями промеж оных, мало задумывался о людях. Люди, окружавшие его, являлись лишь частью окружающего мира, еще одной природной стихией, и потому отдавленную, например, в метро ногу или там шум под окном в неурочное время он воспринимал отнюдь не как злоумышление против себя лично. Не заподозришь же в личной неприязни к себе мокрую, чавкающую грязь под ногами или холодный ветер, что дует навстречу, нанося в лицо мерзкую водяную порошь! Конечно, некоторых очень даже можно уличить в совершенно обратном отношении к человечеству, однако это уж, согласитесь, чистый эгоцентризм вперемежку с антропоцентризмом.
А быть может, такое отношение ко всему прочему человечеству и делало Петяшины писания столь необычными и интересными? Как знать…
Кто это — Чехов, или еще какой Достоевский? — утверждал, будто русский человек любит вспоминать, но не любит жить, продолжал размышлять под пивко Петяша. Да, кажись, доля правды в этом есть: вот он, Петяша, только недавно зажил днем сегодняшним, а так все пробавлялся либо воспоминаниями либо надеждами. И знакомые все, похоже, таким же образом жили. Нет, неправильно «новыми русскими» называют капиталистов-бизнесменов. Новые русские — вот они, уставшие от дня сегодняшнего, и не имеющие оснований тешиться надеждами на будущее либо воспоминаниями о прошлом: вспоминать им почти нечего, надеяться им почти не на что… Хорошо этак, плохо ли, лишь по определению всезнающий хер знает. Но — скучно, наверное, так. Утомительно. Отсюда, наверное, и новая «религия» состоятельных — забота о собственном теле, о своей физической форме, в последнее время,
