Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

несколько ничего не начнет проясняться само собой, пойдем прямо к этому вашему Флейшману. Помнишь, было говорено, он лохов разных надувает, обещает помочь компенсацию получить через суд, за наведенную будто бы порчу и прочий сглаз? Прикинемся такими вот лохами и придем. Посмотрим, что пациент из себя представляет вблизи.

Тоска Димычева сделалась еще неизбывнее. Одного уже вблизи посмотрели. Чем, интересно, второй порадует…

55

Некоторое время Петяша по инерции еще смотрел, не моргая, на то место, где ушла под воду бутылка. Затем он закурил и, резко развернувшись, взошел по наклонной мостовой к проезжей части.

Дело шло к полудню. Вокруг ощутимо поприбавилось оживления. Теперь на Стрелку сплошным потоком неслись с Дворцового моста машины, а протискивающиеся меж ними троллейбусы были набиты битком. Подкатывая к остановке, эти железные, душные коробки выплевывали наружу солидные порции своего содержимого, каковое, ошалело вертя головами, устремлялось на противоположную сторону, в направлении университета, что, учитывая плотность потока автомобилей, было делом отнюдь не легким. Те же, кто неизвестно сколько времени торчал на жаре, в пыли, ради сомнительного удовольствия дождаться и проникнуть в такую вот консервную банку, излишне поспешно, растрачивая слишком много энергии на ненужную толкотню и, как следствие оной, выяснение отношений с прочими жаждущими, устремлялись на штурм всех предоставленных входных дверей…

Тьфу!

Переменился и воздух: свежесть утра была теперь ощутимо испакощена выхлопными газами.

Ясного, прозрачного утреннего одиночества — не осталось и следа.

На смену ему явилось мутное, потное (солнце уже здорово припекало, отчего ногам в туфлях сделалось довольно неудобно) раздражение. Стало совершенно понятно, что вот сейчас, как бы ни не хотелось, придется возвращаться в переполненную квартиру, где снова будет не до писаний и даже не до размышлений, и деваться от этого некуда.

Тяжело вздохнув и помянув нехорошим словом самую жизнь за то, что так уж полна безысходности, Петяша отмахнулся от подкатившего было сбоку молодого человека с сувенирами и пошел к Биржевому мосту.

Надо, пожалуй, еще в магазин заглянуть по дороге…

Квартира, как и представлялось, встретила его оживлением, успевшим сделаться привычным за последние дни. Катерина с Елкой за время Петяшина отсутствия развили бурную хозяйственную деятельность и теперь вовсю готовили обед. В магазин сходить, слава те, Будда Амида, видимо, доспели сами. Он, Петяша, едва войдя в первый, попавшийся по дороге, то бишь, тот, что на Добролюбова, тут же вылетел пулей на улицу, ибо запах там стоял… С одной стороны, обед, конечно, вещь хорошая. Но с другой — суета, каковою сопровождалось его приготовление, совершенно не располагала ни к чему хорошему.

Поразмыслив малость в пессимистически-раздраженном ключе о судьбах, предназначениях и поиске оных, Петяша освободился от пиджака с галстуком, ополоснулся под холодным — на удивление, вопреки стоящим на дворе погодам — душем, сварил парочку чашек кофе, затем велел себе не мешать и, запершись в комнате, включил компьютер. Все равно, деньги, особенно большие, имеют тенденцию к убыванию, а это значит: пора вплотную впрягаться в творчество на продажу.

И чем скорее, тем лучше.

Допишем рассказ, решил Петяша. И заодно… заодно Володьку увековечим. Пусть приколется.

* * *

Владимир Анатольевич Бабаков-Подольский, доцент с кафедры генетики и селекции, покачал головой. Уже около месяца он полагал (и не без оснований), что в списке кандидатов на очередное сокращение значится первым.

— Все это хорошо, — сказал он, поеживаясь от сырого холода, царившего в квартире Николая Ивановича. — Так хорошо, дорогие коллеги, что… э-э… с трудом верится. Мягко говоря.

Собравшиеся у Николая Ивановича (ради такого случая детей пришлось, понеся нешуточные расходы, отправить в кино под конвоем супруги) — Древнерусская Филология, Военная Подготовка, История Философии и Религии и все прочие, общим числом четырнадцать человек — согласно закивали.

— Что ж, — отвечал Николай Иванович, убавляя громкость телевизора, — продемонстрируем сей феномен наглядно. Эдуард Витальевич, прошу вас!

Ступив на порог, господин Пуговкин остановился и принялся судорожно раскланиваться.

— Я все рассказал моим друзьям, — сказал Николай Иванович, — но они не верят. Подтвердите же мои слова!

— Ну… Может, лучше бы я взял деньги, ушел с той передачи да молчал в тряпочку, а? Х- хе… Ну… Это все — правда. Бывает со мной иногда. Недавно милицейскую волну поймал — они бабу какую-то пьяную забирали…

С места поднялся доцент Фащевский, преподаватель геотектоники и предмет белой зависти всех прочих: в свободное от университета время он заправлял собственной маленькой пирожковой. Именно это способствовало весьма упитанному облику его самого и всей его семьи, однако темные круги под его глазами ясно говорили, что никакие жизненные блага не достаются человеку задаром.

— Простите! Вы, собственно, о чем?!

— Ну, это, — торопливо заговорил Эдуард Витальевич. — В армии еще… ударился я головой, так черепушку пластинкой железной залатали, вот здесь, за ухом. А потом, уж работать пошел, выщелкнули мне по пьяни половину зубов. На золотые-то у меня — откуда? Помучился с железными — горячего не ешь, холодного не пей… Это ж разве жизнь? И тут дружок один, слесарем он работал в оборонном институте, в мастерских… В общем, поставил я ему литр, а он мне выточил протез из какого-то сплава…

Профессор Дощук поднял тонкую до полупрозрачности руку.

— Минутку, — проскрежетал он. — То есть, вас следует понимать так, что вы, посредством этого зубного протеза, улавливаете… радиационные волны?

— Радиоволны, профессор, — поправил Дощука Николай Иванович. — Но суть — именно такова.

— Нечего указывать на мои ошибки, — неожиданно взбеленился Дощук. — Посмотрел бы я на вас, попадись вам в руки берестяная грамота века этак…

Доцент Марков поспешил кивнуть Эдуарду Витальевичу, взиравшему на свару ученых мужей со странной смесью насмешки и почтения во взгляде.

— Ну да, вот… Когда это бывает, я всегда понимаю, что оно такое. Но сказать наверняка, когда оно случится — это нет… Иногда музыка какая-нибудь прорвется: тра-ля-ля — и до свиданья. Один раз Хазанов был… Однако так ясно, и чтоб без всякого радио — вот, только с товарищем ученым вчера получилось. Он мне все ответы нашептал в передаче этой… а потом говорит — опять же, на расстоянии: приходи, говорит, завтра туда-то в такое-то время. Ну, я пришел. Вот он я.

Около минуты все молчали.

— Я обещал провести эксперимент в присутствии всех вас, — заговорил доцент Марков, вынимая из ящика секретера стола стопку чистых с одной стороны библиотечных карточек (писчая бумага выдавалась преподавателям едва ли не по счету), а из кармана — ручку, беспечно оставленную кем-то из студентов на столе в аудитории. — Эдуард Витальевич, вот вам половина карточек; садитесь там, на диване. Я буду передавать вам то, что пишу на своей карточке, а вы записывайте услышанное на своей.