Перечтя написанное, Петяша удовлетворенно хрюкнул и привычно обозначил в последней строке собственный копирайт. Теперь рассказ перестал быть настолько чужим, да и вообще нравился ему гораздо больше прежнего.
Легкое головокружение, возникшее вдруг, заставило насторожиться, но тут же прошло.
Петяша облегченно перевел дух. Однако теперь — хочешь или нет — придется возвращаться к роману. Что же с ним делать? Что за ступор такой он вызывает?
Взгляд Петяшин упал на принесенную кем-то из дам после очередного похода по магазинам книжку; там, на блестящей картонной обложке, был изображен хлыщеватый молодой человек в малиновом тюрбане, сидевший верхом на каком-то устрашающем механизме и размахивающий аляповато-вычурным, с виду весьма неудобным для пользования мечом. Надпись в правом нижнем углу обложки заявляла, что автор сей книги является, ни больше ни меньше, «открытием года».
Хмыкнув, Петяша раскрыл книгу поближе к началу.
Хмыкнув еще раз, Петяша с отвращением захлопнул книгу.
Да уж…
Не только денег коснулась инфляция; книги вот — тоже порядком обесценились. Раньше, вполть до начала 90-х, новая, купленная втридорога либо выменянная книга была событием! Предметом нежного и трепетного отношения, черт побери, была! Единственным достоянием в жизни и чуть ли не членом семьи… Книги как бы имели вес в обществе, книги ценили, если не за содержащуюся в них информацию, то хотя бы как престижную, не у всякого имеющуюся вещь… Теперь же, вон, будьте ласковы, книга превратилась в обычный, ничем не отличающийся от прочих, предмет потребления: пошел за продуктами, притормозил у книжного лотка и купил какую ни то ересь, почитать для поднятия аппетита. Что, понятное дело, немало способствовало девальвации… как книг, так и их авторов.
Значит, теперь такое называется открытиями года. «Вобщем»! И ведь пишет, наверняка, человек с каким ни на есть высшим образованием… Ну, ладно, бог с ним, с образованием, но он, что же, книжек не читает, а только пишет? И за такое, значит, теперь платят… Ладно. Этак и я могу. И даже гораздо лучше. Где-то тут у меня лежало…
Задумчиво оглядев расползшуюся по полу груду старых, добротных томов, Петяша нагнулся, не вставая со стула, выдернул из середины кучи солидный коричневый томик Фейхтвангера.
Ага! Что надо…
Раскрыв том на нужной странице, он пристроил его так, чтобы одновременно заглядывать в книгу и печатать, создал новый файл, на секунду задумался и отстучал на клавиатуре название:
Отступил пару строчек…
На миг оторвавшись от клавиатуры, Петяша перечел фразу.
Во-о-от! Вот это — будет читателям «эпическая фэнтези»! Характеры, как все яркое, просты, размах событий широк, и даже атрибутика вся подходящая — средневековье же. Только надо бы глоссарий составить и что-то вроде карты, а то запутаться недолго и забыть, что во что переназвал.
Настроение несколько улучшилось: таким-то образом романы можно печь, как блины! Правда, неплохо бы подалее держаться от оригинального текста, иначе выходит слишком прозрачно. Конечно, за падло как-то чужое переписывать, хоть и делают это нынче сплошь и рядом, и в плагиате ни одна собака не уличит… Но — ладно. Для-ради заработать — попробуем.
Тревога отступила, отодвинулась куда-то в глубину сознания, уступив место на его поверхности легкой прозрачной меланхолии — именно в таком состоянии Петяше обыкновенно работалось лучше всего. Однако через некоторое время в голову начали лезть какие-то ненужные, вовсе не относящиеся к работе мысли.
А куда это Елка в последние дни шастает? И молчит целыми днями… Странно; не водилось за ней такого прежде.
— Катькин!
Из кухни, еще в самом начале тройственной совместной жизни переоборудованной дамами под «женскую половину», послышались шаги.
— Чего надумал?
Катерина последнее время какая-то невеселая…
— Елка утром не говорила, куда отправилась?
Личико Кати сделалось еще мрачнее прежнего.
— Все Елка да Елка… — с наигранной (хотя вернее сказать, пожалуй, «заряженной некоторой долей наигрыша») сварливостью забрюзжала она. — Если не работа, так Елка… А вот я тебя сейчас!..
С этими словами она вдруг резко дернула Петяшин стул на середину комнаты и, прыгнув к Петяше на колени, крепко обняла его.
— Мое! — сообщила она, запуская руку в непомерно растянутый ворот Петяшиной «домашней» футболки.
— А кто бы спорил… — не слишком весело усмехнулся Петяша.
— Ну, раз никто не спорит, слушай. Елка, по-моему, уйдет от нас скоро.
Слова Катины звучали как-то так… Точно определить одним словом ее тон Петяша, пожалуй, не смог бы, однако присутствовала в Катином тоне такая неслыханная доселе серьезность, такое тонкое,