хулиганства. — Надо как-то закруглиться помягче, а то неудобно. Люди мне ничего плохого не сделали, а я им толстые намеки строю… Ну да, фишка в том и была, чтобы они узнали себя. Но отчего-то вдруг обижать собравшихся искренне расхотелось.
— Так вот, — продолжал он. — Собравшиеся здесь сегодня, на мой взгляд, ничем не напоминают прежних кухонных политиков, любителей впустую перемалывать воздух единственно ради самоутверждения. Не сомневаюсь, что все вы, говоря об улучшении обстановки в стране, улучшении нашей с вами жизни, не станете отделять слова от дела, и, являясь сегодня вашим гостем, поднимаю этот бокал за хозяев. За вас, господа!
Стараясь не дрожать пальцами и не втягивать голову в плечи, Петяша взял со столика наполненный кем-то загодя бокал и единым духом выпил. Внутри все сжалось в комок.
Вот бред получился, — пронеслось в голове. — Возьмут сейчас за шкирятник, напинают и выкинут с позором. И ведь правы будут — зачем хозяев обижаешь, если уж в дом пришел…
Зал взорвался аплодисментами.
Петяша оцепенел, не в силах даже опустить обратно на стол опустевший бокал. Пока он пытался сообразить, во что же такое вылилась его хулиганская выходка, несколько человек подскочили жать ему руку, для чего кому-то из случившихся рядом пришлось прежде вынуть из нее бокал. Все заговорили что-то наперебой, но почти тут же умолкли и расступились. К Петяшину столику неторопливо подошел невысокий, по-хорошему полный, с тронутыми благородной сединою висками и особой значительностью во взоре человек. Только сейчас Петяша отметил, что в петлицах у всех собравшихся имеются неброские черно- белые ленточки; у подошедшего на такой ленточке был еще кружок, также черно-белый, но наоборот: черная половинка кружка приходилась на белую половинку ленточки, а белая — на черную.
— Польщен, польщен, — заговорил подошедший хорошо поставленным басом, в то время, как все прочие начали организованно рассасываться, отступать к своим столикам. — Позвольте представиться: Большаков, Николай Вадимович, президент этого клуба.
Петяша, физически ощущая на физиономии легендарную красноту вареного рака, пожал поданную руку.
— Теперь, — продолжал президент, — у нас появился повод выпить за знакомство. Вы позволите? — Дождавшись Петяшина кивка, Большаков подсел к его столу, на коем уже, словно по волшебству, материализовались два бокала с коньяком и две чашечки кофе. — Выслушав ваши впечатления о прошлом, ответный тост позволю себе оформить под некоторые рассуждения о настоящем и будущем. Исходные же посылки этих рассуждений… Да, вы не ошиблись, дорогой мой Петр Алексеевич. Все, собравшиеся здесь, есть люди, готовые к действию во всех отношениях. Всех нас объединяет стремление управлять Россией… чуточку более разумно, нежели ею управляют сейчас. Э-э… Я, с вашего разрешения, позволю себе не вдаваться, пока, в подробности…
Мысль о том, что Виноградов рано либо поздно оторвется от бумаг и поднимет взгляд, заставляла Олега трепетать. Однако ж, когда это все-таки произошло, он вдруг почувствовал неожиданное облегчение. Что бы там ни предстояло еще сегодня испытать, тягостное ожидание кончилось. И на том спасибо…
— Ты привел его сюда, так и не успев расколоть, — медленно проговорил Виноградов. — Не имея даже никаких предположений о его потенциале, о его настроениях… Так?
Олегу не оставалось ничего, кроме как согласно кивнуть. Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас ответить: «Нет, вы ошибаетесь!» — и выложить о Петяше всю подноготную. Но выкладывать было нечего. Петяша, как Петяша, славный, компанейский мужик… Впрочем, кто может сказать о нем больше? Есть ли на свете такие? Не факт. Включая и самого Петяшу…
— Ты хоть понимаешь, что натворил? С-сопляк! — неожиданно взорвался Виноградов. — Если наши выкладки верны…
Видимым усилием воли глава разведслужбы подавил рвущиеся наружу чувства и крепко провел массивной, короткопалой пятерней по лицу, точно борясь со сном.
Вот когда Олег понял, что такое настоящий страх! Если раньше его повергало в дрожь ледяное спокойствие этого человека, то теперь… Виноградов, воплощение невозмутимости и самообладания и, вдруг, повышает голос! Каков же масштаб его проступка? И каким будет неизбежное наказание?!
— Ладно, — тяжко выговорил Виноградов, отнимая ладонь от лица. — По крайней мере, тебе удалось подружиться с ним. Или тоже не удалось?
Мозг Олегов заработал в бешеном темпе. Что тут отвечать?
Каковы, вообще, критерии дружбы у этого монстра? Отвечать, немедленно отвечать хоть что-нибудь, иначе… И вдруг, точно молния вспыхнула в сознании: он же боится! Этот чудовищный тип отчего-то боится Петьку! Ну да, он просто перепуган по самое небалуй! А значит… Ну, все! Только, не выказывать страха!
— Отчего же, — спокойно, даже с некоторой наглецой, сказал он. — Удалось. Если что, так я…
Во взгляде Виноградова появилось нечто новое. Больше всего на свете ему явно хотелось тут же, не сходя с места, стереть косорукого, ничего не соображающего сопляка, провалившего важное дело, в порошок. Однако, почему-то выгоднее для него было этому сопляку поверить…
— Ну, хорошо, — зловеще сказал Виноградов. — Это нам всем, не исключая и тебя самого, может вскоре оч-чень пригодиться. Там, — кивок в сторону банкетного зала, — сейчас сам президент делает за тебя твою работу. Можно сказать, грудью на амбразуру… — Он оборвал фразу. — Ладно. В сложившихся обстоятельствах тебя следует ввести в курс параллельных исследований. Чтобы еще жиже не обосрался. Слушай внимательно; повторять некогда. Наши специалисты по зондажу, — последнее слово он выделил голосом, так что сразу можно было понять: зондаж имеется в виду не желудочный и не метеорологический, — лучшие в стране. Если не в мире. За это я отвечаю, сам в свое время подбирал. Так вот, им тоже не удалось выяснить ничего. Совсем ничего. — Эти слова также были произнесены с особым, выразительным нажимом. — Понимаешь, что это значит?
Олег по инерции кивнул было головой, но тут же поправился:
— Н… нет. Не очень.
Уголок рта Виноградова дрогнул, на лице его мелькнула едва различимая презрительная усмешка.
— Представь себе книгу. Самую настоящую, со всех сторон, казалось бы, обыкновенную книгу. Ты умеешь читать, знаешь примерно, что в ней должно содержаться, можешь даже листать ее, но любая попытка раскрыть эту книгу с намерением прочесть заканчивается неудачей. Раскрываешь, и не видишь букв, хотя точно знаешь, что они там есть. Или же просто не можешь раскрыть. Попытки решить проблему силовыми методами заканчиваются… скажем, слепотой. Или параличом.
Он сделал паузу. Олег едва ли не кожей ощутил ожидающий взгляд, но ничего не сказал. Что тут скажешь, в самом-то деле?
— Два наших лучших специалиста предприняли еще одну попытку пробиться силой. Если до тех событий, из твоего последнего отчета, он просто был невидим, абсолютно проницаем, то на сей раз они столкнулись с чем-то таким… До сих пор лежат в коме, этим все сказано. А остальные по-прежнему в один голос докладывают, что не видят его. На тонком плане в занимаемой им позиции вовсе нет человека.
Олег непроизвольно вздрогнул.
— А… что же есть?
— Никто не может понять, черт побери! Если это все же человек, то наши оценки его потенциала были занижены на несколько порядков; поставить блок такой мощности никому из известных не под силу. В результате мы его не видим, зато сами у него как на ладони, и он пока что просто развлекается, наблюдая нечто вроде тараканьих бегов в нашем исполнении. Если же это — не человек… — Виноградов вновь с силой провел по лицу ладонью. — Если это не человек, любые наши предположения бессмысленны. Гадать, каковы могут быть цели подобного существа, каким потенциалом оно может обладать… Д-да. Кроме гадания, как ни жаль, ничего не остается. Ясно теперь, у кого ты числишься в друзьях?
Да, Олегу все было предельно ясно. Будь на месте Виноградова кто другой, еще можно было бы предположить розыгрыш или там душевное нездоровье… Но тут… Клуб «Ом», собственно, создал единолично Виноградов, без него это была бы, самое большее, кучка полусумасшедших маньяков.
