монастыре научили, хотя, конечно же, с тем, что исходило от Мухаммада, их расположенные чуть ниже гортани мистические «колеса» голубого сияния ни в какое сравнение не шли. Ну, а на пламени цвета индиго взвинченных мальчишек — одного за другим — поразил истерический приступ. И лишь когда он погрузил их в царственный аметистовый цвет, наступила тишина.
Нет, они, разумеется, все так же бормотали псалом, а Симон все так же бил в барабан, однако фиолетовое сияние последнего шквала огня, последней — аметистовой — стены, закрывающей Иерусалим от смертного человека, источало такой глубокий покой, такую царственную величавость, что Симону даже показалось, что все позади.
«Или нет?»
Симон мог наблюдать только внешние, самые общие проявления их пути, но когда тишина стала всеобъемлющей, стало ясно, что мальчишки в Иерусалим прошли — все, до единого.
— Господи! Кто ты?! — испуганно вскрикнул один из послушников.
Симон прищурился. Он уже видел, кого архангел Джабраил выбрал в числе первых.
— Не бойся, — подбодрил он мальчишку, — доверься ему. По сути, он это — ты сам.
Послушника выгнуло, и Симон невольно собрался в комок; именно в этот миг архангел вскрыл будущему пророку грудную клетку, чтобы вынуть и обмыть его слабое, местами черное человеческое сердце в светлых струях источника Зам-Зам.
«Пора…» — понял Симон.
Его собственное сердце глухо колотилось. Кто-кто, а уж Симон понимал, во что ввязывается.
— Спроси Джабраила, — глухо попросил он, — как мне найти Елену.
— Так же, как ты зажег небо… — сипло выдавил мальчишка.
Симон обмер, и в следующий миг земля дрогнула, грудь юного пророка опала, а рядом лежащий послушник выгнулся — точно так же.
— Господи Боже! Ты кто?!
— Не бойся, — торопливо вмешался Симон, — это архангел. Спроси его, как сделать Елену Царицей Цариц.
Парня затрясло, и тут же снова дрогнула и земля, а Симон сжал стучащие зубы. Джабраилу определенно не нравилось вмешательство обычного проводника, которым являлся сейчас Симон, в его отношения с пророками.
— Она и так Царица Цариц…
Симон оторопел, — выходило так, что Елену не придется возводить на имперский престол, и тут же выгнулся третий послушник.
— Уф-ф-ф…
Симон сжался. Он часто водил монахов сквозь слои погруженного в морок бытия, но это никогда не сопровождалось такими ясными знамениями. А главное, Симон прямо сейчас использовал в своих целях тех, кто уже не принадлежал миру. За такое могли и покарать.
— Спроси Джабраила, — через силу заставил себя потребовать он, — что мне с ней делать? Зачем Елена пришла в мир?
— Елена… родит… Спасителя… — внятно произнес только что ставший пророком юнец.
Симон опешил. Он знал, что Спасение невозможно. Да, пророки регулярно предрекали приход Спасителя. Да, он регулярно приходил — строго по пророчествам. Но Всевышний долго слова не держал и снова принимался карать.
— А если пророчества не исполнить?..
И в тот же миг Симона подбросило вверх и ударило спиной о стену.
Когда тряхнуло в третий раз, Амр вышел во двор и взобрался на толстую крепостную стену — как раз напротив Родоса. Комета так и висела над землей, и от нее время от времени отделялись тонкие, мигом исчезающие за горизонтом огненные нити.
— Что, Амр, боишься?!
Амр оторвался от созерцания небес и нашел взглядом крикнувшего. На крепостной стене, на той стороне канала — точно напротив — стоял Феодосий, комендант Родоса.
— Иногда жутковато… — честно признал Амр.
— Наши мудрецы говорят, это всего лишь камни, — громко проговорил Феодосий. — Только раскаленные, такими иногда плюются горные свищи.
Амр пожал плечами. Он слышал от умных людей, что это падающие звезды. Но и это предположение его не устраивало. Будь то камни или звезды, но прежде чем упасть с неба, они должны были сначала где- то висеть. Однако то, что тяжелое не может просто висеть в воздухе, у них в деревне понимали даже дети.
— Ваши мудрецы не все знают, Феодосий, — развел он руками, — они сказали бы, что и я — всего лишь варвар.
— А это не так? — усмехнулся комендант Родоса.
— Наверное, так, — не стал возражать Амр, — но ваши же люди говорят, что правда на моей стороне, а не на твоей. И кто из нас варвар?
— Если слушать людей, великой державы не построить, — покачал головой комендант.
Амр язвительно хмыкнул.
— А куда придет твоя держава, если никого не слушать?
Феодосий задумался, а потом вздохнул и махнул рукой.
— В кости сыграть не хочешь?
Амр удивился и мысленно перебрал все, что сейчас происходит. Зерно грузилось на верблюдов и отправлялось на юг, в Эфиопию, чтобы оттуда — уцелевшими лодками, одним броском, перед самым носом врага быть переправленным через пролив. Зубайр двигался ко второму концу канала, чтобы запереть флот Ираклия в море Мекканском, Траянский канал восстанавливался, — все шло, как бы, само собой.
— Сыграем, — кивнул он. — У кого сначала — у тебя или у меня?
— Если не боишься, давай ко мне, — сделал приглашающий жест комендант, — мои офицеры давно посмотреть на тебя хотят.
Симон успел задать вопрос каждому из пророков, и каждый ответ Джабраила сопровождался ударом. Последний из этой серии ударов был не так уж силен, однако уже пошедшие трещинами стены принялись оседать и рушиться, и мальчишек едва успели вынести во двор. Побитый камнями и смертельно уставший Симон вышел сам.
— Ну, что?! — подбежал Фома. — Ты все узнал?
Симон растерянно развел руками. Он узнал больше, чем рассчитывал, но не понимал из сказанного пророками и половины.
— А как они? — склонился над одним из юных пророков настоятель. — Эй! Как тебя там! Очнись!
Симон протер глаза и тоже склонился над мальчишкой. Лицо бледное, зубы оскалены, нос заострен.
— Он же не дышит… — удивился настоятель. — Ты убил их, что ли?
— Вряд ли, — рухнул на колени рядом Симон и приложил ухо к груди.
Сердце молчало.
— Я тебе точно говорю, — принялся метаться от послушника к послушнику Фома, — ты их поубивал!
Симон отрицательно мотнул головой. Мягкое свечение, излучаемое каждым живым существом, не только не исчезло; оно даже усилилось.
— Они живы.
— Тогда почему сердце не стучит?
Симон задумался. Такого раньше не было. Но раньше он не использовал чужие судьбы в корыстных целях. Он еще раз оглядел безвольно раскинувших руки мальчишек и хмыкнул.
— Сдается мне, это летаргия…
Фома тихонько охнул.
