что от скуки, когда ничего не шло интересного и веселого в лондонских театрах, или когда кончался спортивный сезон и принц не мог выступать в тех видах спорта, в которых привык одерживать верх над своими соперниками, он призывал к себе своего наперсника и шталмейстера полковника Джеральдина и приказывал ему готовиться к ночной прогулке. Шталмейстер был храбрый молодой офицер, склонный к приключениям. Он всякий раз с удовольствием встречал такое известие и сейчас же спешил приготовиться. Долгая практика и разнообразное знакомство с жизнью обучили его искусству переодеваться и гримироваться. Он мог приспособить не только свое лицо и внешность, но даже голос и мысли ко всякому положению, характеру и национальности. Этим путем он отвлекал внимание от принца, и в иностранных кружках его нередко принимали за своего. Полиция об этих приключениях ничего не знала, потому что оба проказника до сих пор выходили благополучно из всевозможных затруднительных положений, благодаря невозмутимому мужеству одного и ловкой изобретательности и рыцарской преданности другого. С течением времени они оба становились все смелее и самоувереннее.
В один дождливый мартовский вечер непогода загнала их в устричную лавочку по соседству с Лейчестерским сквером. Полковник Джеральдин был одет и загримирован газетным сотрудником средней руки, а принц, как всегда, наклеил себе большие брови и пару фальшивых бакенбард. Это придавало ему довольно неопрятный вид человека, потрепанного жизнью, делая его неузнаваемым даже для близких знакомых. В таком снаряжении принц и его наперсник сидели теперь и благодушествовали, попивая водку с содовой водой.
Публики в ресторане было много. Были и мужчины, и женщины. Завести разговор было с кем, но нашим авантюристам ни один из публики не казался достаточно интересным для более близкого знакомства. Очень уж была сера и непочтенна вся эта публика. Одни лондонские подонки! Принц уже начал зевать от скуки и почти уже решил, что экскурсия на сей раз не удалась, как вдруг распахнулись створчатые двери, и в ресторан вошел какой-то молодой человек, сопровождаемый двумя комиссионерами. Каждый комиссионер нес по большому блюду, покрытому крышкой. Они сняли разом обе крышки, и на блюдах оказались сладкие пирожки с кремом. Молодой человек стал обходить всех сидевших в зале, с необыкновенной учтивостью упрашивая их отведать пирожного. Иногда угощение принималось со смехом, а иногда от него отказывались наотрез и даже грубо. В таких случаях молодой человек съедал пирожок сам с каким-нибудь шутливым замечанием.
Наконец, он дошел до принца Флоризеля.
— Сэр, — обратился он к нему с необыкновенной учтивостью, держа между большим и указательным пальцами один пирожок, — не соблаговолите ли вы оказать честь совершенно незнакомому вам человеку? Я вполне могу поручиться за доброкачественность пирожного, потому что за сегодняшний вечер сам съел две дюжины штук и еще три штуки.
— Я обыкновенно интересуюсь не столько самим подарком, — возразил принц, — сколько целью, с которой он делается.
— Цель у меня, сэр, — отвечал с новым поклоном молодой человек, — просто посмеяться.
— Посмеяться? — переспросил Флоризель. — Над кем же или над чем?
— Я сюда пришел не для того, чтобы излагать свою философию, — отвечал молодой человек, — а чтоб раздать желающим эти пирожки с кремом. Скажу только, что я и самого себя охотно подвергаю при этом риску попасть в смешное положение. Надеюсь, что это вполне вас удовлетворит. Если же нет, то мне останется только съесть двадцать восьмой пирожок, хотя мне это уже и надоело, признаться сказать.
— Мне вас жаль, — сказал принц, — и я охотно избавлю вас от такой необходимости, но только с одним условием. Если я и мой друг съедим у вас по пирожку, а к этому у нас нет, в сущности, ни малейшей склонности ни у того ни у другого, то вы должны за это что-нибудь с нами сегодня отужинать.
Молодой человек как будто задумался.
— У меня еще несколько дюжин пирожного на руках, — сказал он, — и мне предстоит обойти много ресторанов, прежде чем я окончу свою задачу. На это потребуется время. Если вы очень проголодались…
Принц перебил его вежливым жестом.
— Мой друг и я — мы пойдем с вами оба, — сказал он, — потому что нас чрезвычайно заинтересовал ваш оригинальный способ проводить вечера. А теперь, когда условия мира выработаны, позвольте мне подписать договор за обоих.
С этими словами принц съел один пирожок с необыкновенно грациозной любезностью.
— Замечательно вкусно, — сказал он.
— Вижу, что вы знаток, — отвечал молодой человек.
Полковник Джеральдин также съел одно пирожное.
После того как угощение было предложено всем остальным посетителям, причем одни отказывались, другие принимали, молодой человек с кремовыми пирожками отправился в другой такой же ресторан. Оба комиссионера, по-видимому, совершенно освоившиеся со своей глупой ролью, вышли вслед за ним. Принц и полковник составили арьергард и пошли под руку, улыбаясь друг другу. В таком порядке компания обошла еще два трактира, в которых повторилась только что описанная сцена: одни отказывались, другие принимали неожиданное угощение, а молодой человек всякий раз съедал сам отвергнутый пирожок.
После выхода из третьего трактира молодой человек пересчитал свой наличный запас. На одном блюде оставалось шесть пирожков, на другом три, итого девять.
— Джентльмены, — сказал он, обращаясь к своим двум новым путникам, — мне очень не хочется задерживать ваш ужин. Я положительно уверен, что вы проголодались. Мне почему-то кажется, что вы имеете право на мое особенное уважение. Сегодня для меня великий день: сегодня я заканчиваю свою глупую карьеру нарочито глупейшим образом. В этот день я желаю быть приятным для всякого, кто оказал мне хоть малейшее доброжелательство. Джентльмены, вам больше не придется ждать. Хоть я и расстроил свое здоровье предшествующими излишествами, я все-таки, рискуя жизнью, немедленно ликвидирую связывающее нас условие.
С этими словами он принялся пихать себе в рот и есть один за другим оставшиеся пирожки. Потом он обернулся к комиссионерам и дал им каждому по два соверена.
— Вот вам за ваше изумительное терпение, — сказал он и отпустил их с поклоном.
Несколько секунд он глядел на свой кошелек, из которого только что выдал деньги своим ассистентам, потом рассмеялся и бросил его на самую середину улицы.
— Ну-с, джентльмены, я готов, — сказал он.
Компания зашла в небольшой французский ресторанчик в Сото, который пользовался одно время громкой, но совсем незаслуженной славой и вскоре был совсем забыт, и заняла отдельный кабинет во втором этаже. Там трем собеседникам подан был изящный ужин, который они облили тремя или четырьмя бутылками шампанского, беседуя о разных посторонних вещах. Молодой человек был весел и разговорчив, но смеялся чересчур громко для человека из хорошего общества. Его руки сильно дрожали, а в голосе слышались порою какие-то неестественные ноты, с которыми он, видимо, не мог справиться. Убрали десерт. Все трое закурили сигары. Принц обратился к молодому человеку и сказал:
— Я уверен, что вы простите мне мое любопытство. То, что я от вас видел, мне очень понравилось, но и очень смутило меня. Хоть это и будет с моей стороны нескромностью, но я все-таки скажу, что мой друг и я — такие люди, которым вполне можно доверить тайну. У нас у самих имеется много такого, о чем мы не хотели бы, чтобы знали другие. Посторонние уши от нас лишнего не услышат. Если, как я предполагаю, вы наделали каких-нибудь глупостей, то вам с нами нечего стесняться: больше нас двоих, кажется, никто во всей Англии глупостей не натворил. Меня зовут Годол, Теофилюс Годол, а это мой друг — майор Альфред Гаммерсмит. По крайней мере, он желает, чтобы его знали под этим именем. Мы всю свою жизнь только и делаем, что ищем самых невероятных приключений, и чем приключение невероятнее, тем скорее оно способно вызвать нашу симпатию.
— Вы мне очень нравитесь, мистер Годол, — отвечал молодой человек. — Вы внушаете мне невольное доверие. Против вашего друга майора я тоже ничего не имею. Мне он кажется знатным лицом, только переодетым. Во всяком случае, я уверен, что он не солдат.
Полковник улыбнулся на этот комплимент своему искусству переодеваться, а молодой человек продолжал с воодушевлением:
— Именно поэтому мне бы и не следовало рассказывать вам свою историю. Но, быть может, именно
