друзьями — и вот к нашим услугам телеграфные линии, посредством которых мы можем быстро соединиться друг с другом через громадные расстояния. В гостиницах к нашим услугам подъемные машины, избавляющие нас от труда ходить по сотням ступеней. Мы знаем, что жизнь еще поприще, на котором нам бы хотелось подвизаться только до тех пор, пока нам это нравится, пока нам это доставляет удовольствие. Среди совокупности удобств, составляющих современный комфорт, недостает пока только одного удобства: нет приличного и мягкого пути, чтобы в любое время удалиться с жизненного поприща; нет лестницы, ведущей к свободе; нет особого хода в жилище смерти, как я только что выразился. Этот недостаток, любезные мои сотоварищи-горемыки, восполняется клубом самоубийц. Не воображайте, что мы с вами одни дошли до только что высказанного нами разумнейшего желания. Очень многим хотелось бы того же самого, но их удерживает от побега с жизненной каторги одна из двух причин. У одних есть семьи, на которых отразится стыд общественного порицания самоубийцы, а им этого не хочется. У других не хватает духа вообще, и они отступают перед самой обстановкой смерти. Взять хоть меня. Я решительно не в силах приставить себе к виску пистолет и спустить курок. Словно кто-то сильнейший, чем я, удерживает мою руку и мешает мне, и хотя мне безусловно надоела жизнь, но в теле у меня не находится достаточно силы для того, чтобы схватить смерть за волосы и притащить к себе. Для таких, как я, а также и для тех, которые желали бы уйти из жизни без последующей огласки, вот и учрежден клуб самоубийц. Как он управляется, какова его история, какие у него отделения в других странах — об этом я сам не имею сведений, а того, что мне известно о его устройстве, я не имею права вам сообщить. За исключением этого, во всем остальном я к вашим услугам. Если вам, действительно, надоела жизнь, то я могу сегодня же ночью отвести вас на собрание в клуб, и если не в эту же ночь, то самое большее в течение недели вы оба будете избавлены от тяжести существования. Теперь ровно одиннадцать (он посмотрел на свои часы). Самое позднее через полчаса мы должны будем уйти отсюда, так что вот у вас какой срок для того, чтобы окончательно обсудить мое предложение. Это будет посерьезнее пирожного с кремом, — прибавил он с улыбкой, — и, я полагаю, много приятнее.
— Серьезнее, это верно, — отвечал полковник Джеральдин, — так что я попрошу у вас дать мне пять минут для разговора наедине с моим другом мистером Годолом.
— Очень хорошо, — отвечал молодой человек. — С вашего позволения, я выйду на это время.
— Вы нас очень этим обяжете, — сказал полковник.
Как только они остались вдвоем, принц Флоризель сказал:
— Что выйдет из всей это чепухи, Джеральдин? Я вижу, вы смущены и взволнованы, но я совершенно спокоен. Мне хочется посмотреть, чем все это может кончиться.
— Ваше высочество, — отвечал побледневший Джеральдин, — позвольте вам заметить, что ваша жизнь имеет значение не только для ваших друзей, но и для всего общества. Этот человек сказал: «если не в эту же ночь» — следовательно, сегодня же ночью с вашим высочеством может случиться непоправимое несчастье, а вы подумали ли, в каком отчаянии буду тогда я, и как это несчастье отразится на целой нации?
— Мне хочется посмотреть, чем все это может кончиться, — повторил принц самым решительным тоном, — и прошу вас, полковник Джеральдин, вспомните данное вами честное слово джентльмена и держите его. Не забывайте, пожалуйста, что вы не должны без моего специального разрешения открывать кому-либо и при каких бы то ни было обстоятельствах мое инкогнито. Таков мой приказ, который я вам здесь повторяю. А теперь, — прибавил он, — позвольте вас попросить распорядиться, чтобы подали счет.
Полковник Джеральдин поклонился с послушным видом, но он был совершенно бледен в лице, когда звал обратно молодого человека с кремовыми пирожками и требовал от официанта счет. Принц держал себя совершенно невозмутимо и с большим юмором и вкусом пересказал молодому самоубийце один пале- рояльский фарс. С полковником Джеральдином он старался не встречаться глазами и выбрал себе другую сигару с преувеличенным старанием. Из всей компании он был, безусловно, единственным человеком, сохранившим полное самообладание и не дававшим воли своим нервам.
По счету заплатили. Принц оставил изумленному официанту всю сдачу с банковского билета. Все трое сели в кэб и уехали. Вскоре кэб остановился у ворот полутемного двора. Тут все вышли из экипажа.
Джеральдин расплатился с извозчиком, а молодой человек сказал принцу Флоризелю:
— Мистер Годол, у вас еще есть время вернуться опять в рабство. Это и к вам относится, майор Гаммерсмит. Подумайте еще раз хорошенько, прежде чем сделать следующий шаг. Если сердца ваши говорят нет, то ведь отсюда дорог много.
— Ведите нас, сэр, — отвечал принц. — Я не из тех людей, которые легко берут назад свои слова.
— Я в восторге от вашего хладнокровия, — сказал проводник. — Никогда еще я не видел человека, который бы оставался так спокоен в подобной обстановке. Многие из моих друзей уже успели раньше меня уйти туда, куда я сам скоро последую за ними — это я знаю. Но это для вас неинтересно. Подождите меня здесь несколько минут. Я вернусь сейчас же, как только подготовлю ваше вступление к нам.
С этими словами молодой человек, махнув рукой своим товарищам, вошел в ворота, потом в подъезд и скрылся.
— Из всех ваших проказ это самая чудовищная и опасная, — тихим голосом заметил полковник Джеральдин.
— Я начинаю сам так думать, — отвечал принц.
— У нас осталось несколько свободных минут, — продолжал полковник. — Умоляю ваше высочество воспользоваться случаем и уйти. Последствия этого шага до такой степени загадочны и темны, они могут оказаться до такой степени серьезными, что я решаюсь даже зайти дальше обыкновенного в той свободе обращения с вами, которую вы мне дозволили в частном обиходе.
— Должен ли я понять это в том смысле, что полковник Джеральдин испугался? — спросил его высочество, вынимая изо рта сигару и острым взглядом пронизывая лицо полковника.
— Разумеется, я боюсь, но только не за себя лично, — гордо отвечал полковник. — В этом вы, ваше высочество, можете быть уверены вполне.
— Я так и предполагал, — отвечал с невозмутимым благодушием принц, — но только мне не хотелось напоминать вам разницу между мною и вами… Довольно, довольно, ни слова больше! — прибавил он, заметив, что полковник Джеральдин собирается оправдываться. — Охотно извиняю.
И он продолжал спокойно курить, прислонившись к решетке и дожидаясь возвращения молодого человека. Когда тот вернулся, принц спросил:
— Ну что же, примут нас или нет?
— Идите за мной, — был ответ. — Председатель клуба просит вас к себе в кабинет. Предупреждаю вас, чтобы вы отвечали ему вполне откровенно на его вопросы. Я за вас хоть и поручился, но клуб наводит всегда тщательные справки о каждом вступающем, потому что малейшей нескромности кого-нибудь из членов общества он может вдруг оказаться закрытым навсегда.
Принц и Джеральдин на минуту подняли друг на друга головы.
— Поддерживайте меня, — сказал один.
— А вы меня, — сказал другой.
В один миг они пришли к соглашению и были готовы идти за своим проводником к председателю клуба.
Добраться до председателя было не особенно трудно. Входная дверь была открыта совсем, а дверь в председательский кабинет стояла приотворенной. В этой небольшой, но очень высокой комнате молодой человек снова оставил их одних.
— Председатель сейчас придет, — сказал он, уходя и кивнув на прощанье головой.
Через двустворчатую дверь в кабинет доносились из соседней комнаты голоса. Потом там хлопнула пробка шампанского. Послышался взрыв смеха поверх гула разговоров. Единственное большое окно кабинета выходило на реку и на плотину, и по расположению фонарей принц и полковник догадались, что дом находится недалеко от Чэринг-Кросского вокзала. Мебель была очень скудная с протертой до нельзя обивкой. Посредине стоял круглый стол со звонком, по стене висели на деревянных вешалках верхние пальто и шляпы.
