— Что с тобой? — доносится до меня голос Максима. Он исходит откуда-то сверху, издалека.
Ноги ватные, к горлу подкатывает противный комок горечи, рот наполняется кислой слюной, а перед глазами все плывет. Останавливаюсь, прислоняюсь к стене и медленно сползаю по ней на пол.
— Я в норме, — отвечаю нарочито бодро, но голос у меня хриплый и тоже звучит словно издали.
Черт! А ведь я и вправду испугался своих мыслей! Испугался до дрожи в коленях, до помутнения в глазах! Бывает же такое… На фронте не пугался, а тут! Мне становится стыдно перед собой, перед боевыми товарищами. Но в голове свербит тревожная мысль: «А если они и правда не существуют? Вдруг мне все привиделось?»
Что-то теплое касается моего лица, ощущаю очень неприятный резкий запах, и туман перед глазами рассеивается. Он уходит, окружающие контуры становятся более четкими. Я пытаюсь сфокусировать взор. Надо мной нависает Вонючка:
— Леша, ты в порядке? — спрашивает он, встревоженно хмурясь.
— Да, все нормально, — отвечаю ему и хватаю протянутую руку.
Вонючка помогает мне подняться. Стою ровно, меня больше не шатает, но кислый привкус во рту остается. Пробую сплюнуть, но слюны нет. Ребята столпились вокруг меня, кто-то протягивает флягу. Беру ее и с жадностью опустошаю глоток за глотком.
— Ну, ты и напугал нас, — оглядывает меня с ног до головы Вонючка. — Шел, шел, и вдруг — бумц! Сел на жопу.
— Идти можешь? — это уже Дронов интересуется.
— Да, мне лучше.
— Тогда вперед. Станция близко.
Ребята глядят на меня участливо, в их глазах читается: «С кем не бывает». Они полагают, что я перенапрягся за последние дни. Может, они правы, не знаю.
— Идем, я в норме, — говорю им.
Дронов пристально смотрит на меня, я не отвожу глаз. Командир еле заметно ободряюще подмигивает мне и тут же отворачивается. Он идет в сторону яркого пятна, ускоряя шаг. Мы следуем за ним.
Нам неизвестно, что ожидает нас на станции с мирным названием «Проспект Согласия», и мы крепко сжимаем в руках оружие, готовые в любую минуту открыть огонь.
Глава 8
— Тоскливо тут как-то, — ворчит идущий в авангарде Вальдер.
— А тебе веселье подавай? — подначивает его Вонючка.
Вальдер не реагирует, ему не до того. Он внимательно осматривает станцию, озирается, пытаясь предугадать, откуда можно ждать внезапного нападения. Пока все тихо. Подозрительно тихо.
На той, прежней войне, тишина во фронтовой зоне всегда вызывала у меня тревожные чувства. Да и не у меня одного. Мы крепко засыпали под стрекот пулеметов и пальбу орудий и просыпались, слыша те же звуки. А когда наступала тишина, становилось страшно. Страшно по-настоящему. От неведения, от ожидания.
— Брюннер, Вальдер, — командует Дронов, — проверить периметр.
Судя по нервозным ноткам в его голосе, от тишины нашему командиру тоже не по себе.
Станция метро «Площадь Согласия» представляет собой две большие просторные платформы. С обеих сторон лифты с прозрачными стенками, в прошлое время увозившие и привозившие пассажиров. Кроме лифтов есть еще широкие лестницы наверх. Все здесь оформлено без изысков, зато практично.
Станция не пострадала от бомбежек. Тут светло и сухо.
— Никого, командир, — сообщает после осмотра Брюннер.
Соблюдая осторожность, мы поднимаемся на одну из платформ. Наши шаги эхом отдаются под сводами огромного зала. Повсюду раскиданы различные вещи. Наверное, когда началось вторжение инопланетян, люди в спешке покидали станцию, побросав свой скарб.
— Чагин, — зовет меня Дронов, — поднимись по лестнице и проверь обстановку наверху. Возьми Максима. Он местный, поможет тебе сориентироваться.
— Пошли, — я тяну Максима за рукав.
Парень стоит, молча взирая под ноги. Потом молча поднимает с пола кусок сиреневой ткани и прижимает к лицу.
— Это ее платок.
— Чей? — я не сразу понимаю, что он имеет ввиду.
— Моей девушки, — обреченным голосом произнес он.
— Нужно идти, — тяну его за собой. Не хватало еще, чтобы он совсем расклеился.
— Она умерла, — лицо Максима искажается, на глаза накатывают слезы. Он явно на грани истерики: — И мы тоже все умрем.
Хватаю его за плечи, разворачиваю к себе и говорю, пристально глядя в глаза:
— Ты ее не воскресишь, но можешь за нее отомстить. И если погибнешь, твоя смерть не будет напрасной. Понял?
Он неуверенно кивает.
— Понял?! — рявкаю так, что Максим вздрагивает.
— Да, — рассеянно бормочет он.
— Громче, солдат! — ору ему в ухо.
— Да! — парень отвечает уже более уверенно.
— Вот и славно. Пошли, у нас дел много.
Максим поворачивается и идет к лестнице. Вонючка ухмыляется:
— Леша, ты прямо педагог.
Я бросаю на него такой взгляд, что ухмылка сразу сползает с его лица.
Максим ждет меня у начала лестницы, мы прислушиваемся. Кажется, что наверху так же тихо, как и здесь. Что нас ждет там?
Способ узнать это только один. Смотрю на Максима. Он уже справился с собой, и стоит, крепко сжимая оружие. Мои слова возымели действие, и это хорошо. Наша жизнь напрямую зависит от того, как каждый поведет себя в минуту опасности.
Начинаем подъем. Ступени покрыты похожим на резину материалом, мягким и светлым. Ступать по нему удобно, ноги пружинят, шагов не слышно. Максим старается не отставать.
— Что там наверху? — спрашиваю его. Карта у меня подробная, но парень может знать то, что не отмечено на экране.
— Там выход из метро завалило, но узкий лаз остался. Мы его тщательно замаскировали. Раньше мы сразу выходили из высотного здания к большому проспекту. Очень красивое место было. Но сейчас дом полуразрушен, как, впрочем, и все окрестные строения.
— Веселенькое дело. Ты выбирался наружу?
— Да, ночью. У нас кончились припасы, и мы решили вылезти на поверхность. Перебегали от воронки к воронке.
— Чужаков было много?
— Несколько патрулей, но мы проскользнули.
— Будем надеяться, что нам тоже удастся.
Станция находится на небольшой глубине, и вскоре мы протискиваемся через узкую щель наверх в некогда просторный, а ныне заваленный обломками холл. После блуждания по подземельям и туннелям с искусственным освещением яркие солнечные лучи, пробивающиеся внутрь сквозь зияющие оконные проемы и трещины в стенах, слепят глаза.
Крадучись подбираемся к окнам и внимательно осматриваем округу. Весь проспект, как и говорил Максим, изрыт взрывами, а здания в пределах видимости полуразрушены. Страшно представить, что тут
