похожим на красавца-начальника или хотя бы иметь выносливость совсем уже немолодого Спиридона.
Выйдя из дома, он в раздумье повернул в сторону Лубянки. На Рождественском бульваре, недалеко от Сретенского монастыря молодой человек приметил английский магазин «Активный досуг» Флетчера. Туда- то он и направился, но не прошёл и сотни шагов, как его нагнал наглухо закрытый экипаж. Его дверцы внезапно открылась, и Ипатов увидел смутно знакомое женское лицо.
- Александр Прохорович, если не ошибаюсь? – махнула рукой дама. – Вот приятная встреча. Какими судьбами?
Ипатов остановился как вкопанный, приподнял шляпу, наклонил голову в знак приветствия.
- Подойдите ко мне, я вас не укушу.
На ватных ногах молодец подошел к открытой дверце. Изящная женская ручка хищно схватила Ипатова за бархатный ворот его нового габардинового пальто и мигом втянула к себе в экипаж. Дверца захлопнулась, и внутри послышался удовлетворенный смешок. Карета тронулась и загромыхала по брусчатке.
Часа через два тот же экипаж подъехал к дому Собакина – Брюса, дверца опять распахнулась и из неё выпал Александр Прохорович. Он был сильно помят и до изумления обескуражен.
- Adieu, mon cher ! – проворковал ему вдогонку нежный голосок.
Дверь Ипатову открыл Канделябров, оглядел молодого человека с головы до ног и ядовито спросил, где вожделенные гири.
- Там не было подходящих для меня, – краснея и пряча глаза, ответил Александр Прохорович.
- А-а-а… - потянул Спиридон Кондратьич. – Я, как погляжу, вы и без гирь хорошо поупражнялись. Тьфу, нечистая сила!
И ушел к себе, хлопнув дверью.
Обедали поздно, в седьмом часу. Настроение у всех было не ахти. Ипатов уже не пугался канделябровых объявлений блюд на иностранный лад и ел без опаски. Суп а-ля-тортю , бефстроганов , вишневое желе и шоколадные кексы из английской кондитерской на время дали забыть Александру Прохоровичу о закавыках бытия.
Собакин ел мало и, неожиданно для Ипатова, пил водку рюмка за рюмкой, в чём ранее замечен не был.
- Рекомендую: «Спиридоновка», - сказал Вильям Яковлевич, указывая на необычно большой графин зелёного стекла. – Её делает Кондратьич из отличной водки, настоянной на гвоздике и ещё, чёрт знает, на каких травах. Восхитительная вещь. Я, знаете-ли, решил расслабиться. Присоединяйтесь.
- Спасибо, я попробую, - сдержанно ответил молодой человек. – Вообще-то я не пью, но вот сегодня мне признаться тоже захотелось, как вы справедливо выразились, расслабиться. Хотя, к слову сказать, сыщику не пристало пить спиртное. Это мешает умственной работе.
- Неужели? – поднял брови Вильям Яковлевич, разливая по рюмкам водку. – И что это вас, коллега, так удручило именно сегодня и подвигло расслабиться?
- Так, общие впечатления от жизни.
- Ну, если общие, тогда ещё ничего, - прищурился сыщик. - Выпьем, как пил Великий Пётр. Первый его заздравный тост всегда был «О ниспослании милости Божией на Россию». Второй: «О благоденствии Российского флота». А третий тост будет мой: «За дело справедливости, которому мы служим».
Появился вездесущий Канделябров, схватил со стола водку и назидательно изрек:
- Пьяницы Царствия Небесного не наследуют.
- А зануды и ханжи?
Канделябров слепил из своего безбрового лица сильное удивление и застыл у стола с графином в руке.
- Ну и что мы так смотрим? – хмельно поинтересовался Собакин. – Я, между прочим, сам видел, как ты кагор на кухне пил. И, неоднократно!
- Помилуйте, так ведь это церковное вино! Принимаю исключительно в лечебных целях.
- Так и мы - в лечебных. Поставь графин на место.
Сказано это было так, что бедный Спиридон моментально повиновался. Но, уходя, уже от двери, рискнул ответить:
- Сами озорничаете и ещё мальца спаиваете!
И укоризненно покачал головой.
- Иди-иди. Поговори у меня, - рыкнул Брюс.
Настойка была ароматная, лёгкая. Душистая влага теплом проникала в молодой ипатовский организм, утяжеляла ноги, не трогая голову, и в пух разметала тяжёлые мысли.
- Надо же, Вильям Яковлевич, какая замечательная водка: пьётся как лимонад, - поделился своим открытием Александр Прохорович.
- Именно так. Но вам, я думаю, пора остановиться, а то завтра действительно будут проблемы с головой.
Ипатов размяк и плыл по волнам тихой грусти.
- Вильям Яковлевич, - вдруг, с надеждой в голосе, спросил он, – а может, Турусова всё же не виновата? Может, она – беззащитная жертва в кругу чёртовых родственников и тяжелых обстоятельств.
- Ипатов – вы пьяны. Каких таких обстоятельств, хотел бы я знать?
- Допустим, что её преследовали мужчины. И Арефьев, и Зяблицкий. Не давали ей прохода. А племянница, по-женски, ей завидовала.
- Ну и что?
- А то, что Зяблицкий, например, мог сам задумать и совершить это преступление, чтобы потом шантажировать и домогаться Турусову. Мол, не станешь моей, сдамся властям, а тебя объявлю соучастницей. Может, убийца хотел, когда всё успокоится, стать её мужем и законным совладельцем капиталов.
- Зяблицкий мёртв и что он думал, никто не знает. Но, если ваша жертва эти намерения доктора подозревала или знала, то почему не обратилась к самому Арефьеву?
- А кто бы ей поверил? Да к тому же, я вам толкую: скорее всего, Николай Матвеевич сам имел на неё виды.
- А куда в этот кроссворд вписать вашу чаровницу Залесскую?
- Может Арефьев переключился на неё после того, как Турусова ему отказала. Расскажи Лариса Аркадьевна про Зяблицкого, так он из мстительности мог выгнать её вместе со своим другом. Тому - что, а ей куда деваться? Куда она пойдет без копейки денег!
- Нет, всё было не так, юноша. Послушайте лучше меня. Я обратил внимание на Турусову во время первого же визита в дом Арефьева. В ней было много ненатурального, хотя это и свойственно некоторым женщинам. Потом, если вы помните, был нелестный отзыв о ней Анны Матвеевны. Она дама наблюдательная - сама женщина. Да и знает она Ларису Аркадьевну лучше других: как-никак - родственницы, виделись часто. К этому прибавьте её внешний вид: подчёркнуто уродливый. Вот смотрите, дескать, какой я синий чулок и серая церковная мышь. Турусова была одета так, как выглядят женщины, не наделённые от рождения хоть какой-нибудь притягательной женской внешностью и не помышляющие о том, чтобы её хоть как-то подправить. Это меня насторожило. Тем более, что в этом случае природа говорила об обратном. Такие данные, как у неё, подстать только вашей Залесской. Да-да, Александр Прохорович, и не смотрите на меня такими глазами. Вы, простите, еще слишком молоды, чтобы в этом хорошо разбираться.
Ипатов судорожно вздохнул, открыл было рот, но от слов удержался.
Собакин продолжал:
- Чтобы такие достоинства обезображивать, для этого надо иметь очень весомые аргументы. А эта женщина себя уродовала, да ещё как!
- Но ведь все говорили, что Лариса Аркадьевна набожна, - плохо владея языком, вставил Ипатов. –
