Сопя и отдуваясь, сыщики взошли под каменную макушку Сухаревой башни. Из оконных проёмов под шатром открывался такой великолепный вид на город, что у молодого человека перехватило дыхание. Вот это да! Под яркими лучами весеннего солнца, куда ни глянь, повсюду золотились маковки и кресты московских церквей, блестела как рыбья чешуя, изгибаясь в низких берегах, Москва-река. Повсюду крыши утопали в кудрявой молодой листве знаменитых московских садов. Собакин стоял рядом. Легкий ветерок трепал его тёмные, чуть вьющиеся волосы. Он стоял с плотно сжатыми губами, слегка выставив вперед подбородок, и смотрел куда-то вдаль.
« Вылитый петровский Брюс!» - опять подумал Александр Прохорович и глянул вниз под башню. Ну и высота! Люди кажутся ма-а-аленькими.
- Вон, смотрите, на Первой Мещанской стоит дом Якова Вилимовича. Сейчас многие путают его с домом на Вознесенской, что в Немецкой слободе. Так там жил его брат Роман. Дед часто жил на Второй Мещанской, в доме, купленном любимой Агафье, где ощущал себя в кругу семьи. Правда сказать, на Москве-то у него было несколько домов. И своё подмосковное имение Глинки он любил. Это в сорока двух верстах от Москвы при впадении реки Вори в Клязьму.
- А кто живёт там сейчас?
- Везде - чужие люди. Нам пора спускаться…
Попрощавшись с надзирателем и вручив ему рубль, Собакин первым вышел на яркую от солнца Сухаревскую площадь. За ним шёл Ипатов, щурясь на свет после полумрака башни.
- А теперь, Александр Прохорович, мы с вами прокатимся на Арбат, в Филипповский переулок и посмотрим тайную квартиру Турусовой.
- Это интересно зачем, Вильям Яковлевич? Что мы, дамских будуаров не видели, что ли? – с видом бывалого донжуана осведомился помощник.
- Как сказать… Я думаю, что такого рода будуара, где составлялся план убийства, вы не видели, – ответил Брюс.
- Что?! Турусова? С Зяблицким? Не может быть!
- Именно так, мой друг. Пока мы с вами прохлаждались, Канделябров, я надеюсь, добыл на Арбате необходимые улики и свидетельства этого дела. Мы с ним договорились там встретиться. Едем.
- Зяблицкий и Турусова… - продолжал повторять ошеломленный Ипатов.
В Филипповском переулке, у старого разлапистого двухэтажного дома, их поджидал Спиридон. Кивнув обоим, он тут же заговорил:
- Стопроцентных свидетельств тому, что здесь бывал Зяблицкий, я не нашёл. Вроде бы, его признал дворник. С утра я его возил на опознание в мертвецкую.
- Подожди-подожди, что значит «вроде бы»?
- Мужчина приходил к Турусовой всегда к ночи, в темноте и проходил через заднюю калитку. Какая уж тут точность – вздохнул Канделябров. – Здешняя кухарка, баба сильно любопытная, сразу видно, что следила за парочкой. Так вот. Она описывает врача довольно точно, хотя в морг ехать наотрез отказалась. Она же показала, что как-то перед Рождеством видела Турусову с этим мужчиной в кондитерской Филиппова . Они покупали пирожные и о чём-то оживлённо разговаривали. Вот тогда-то кухарка его и рассмотрела. Но по всему видать, что в свидетельницы мы её ни за какие коврижки не вытянем. Болезнь обывателя: моё дело – сторона.
Канделябров предложил пойти во флигель. Собакин в удивлении поднял брови.
- Квартирантка в последний приезд отказалась от жилья, – пояснил Спиридон.
Сыщики прошли в дом, огляделись. Летняя веранда, длинный коридор, три комнаты и чулан. Ничего особенного ни внутри, ни снаружи. Тем не менее, Вильям Яковлевич приметливо обошёл все помещения, заглянул во все углы.
- Я переговорил с прислугой: личных вещей Турусова тут не держала, – продолжал доклад Канделябров. – Как в гостинице: каждый раз после посещения, кроме использованного постельного белья и остатков еды - ничего, никаких улик.
- Если мы докажем, что доктор - любовник Турусовой, то её место в преступлении для меня будет очевидным. Становится понятной роль Зяблицкого, как сообщника и орудия преступления. Теперь уже Лариса Аркадьевна становится богатой невестой. Хотя, юридически, это косвенное доказательство. Прямых улик нет, а непричастных к делу любовниц у преступника может быть сколько угодно. Всё будет зависеть от того, как будет проведён её допрос. Я лично в вине этой женщины уверен, господа, – подытожил сыщик. - Поезжайте-ка, друзья, домой, а я отправлюсь к Рушникову и расскажу ему свою версию этого дела. В конце концов, пусть он сам решает, как лучше поступить. Может он сам захочет её допросить. Хотя мне кажется, что эта дама так изворотливо хитра, что вряд ли на чём-нибудь споткнётся.
По дороге домой Канделябров с Ипатовым, конечно же, обсуждали дело. Спиридон Кондратьевич, как обычно, ругался в адрес «всех Ев, от которых одно зло». Александр Прохорович пытался логически обосновать мотив и характер преступника.
- Допустим, что Вильям Яковлевич прав. Но, тогда не понимаю, как Зяблицкий, такой внушительный, образованный и уравновешенный мужчина мог поддаться обольщению такой курицы, как эта Турусова? Вот уж поистине - загадка!
- А чего тут загадочного? – кипятился Канделябров. – Ведьма, прости Господи, сосуд дьявола!
- Но ведь должен же быть какой-то механизм обольщения? Она же заманивала его на это преступление какими-то доводами? Он что, клюнул только на большие деньги? Не похож Зяблицкий на такого. Да и не нуждался он. Я понимаю, Залесская. Такая на что хочешь сговорит. От неё свихнуться – что чихнуть. Но эта-то, как умудрилась добиться такого рассудительного мужчину? Там и смотреть не на что!
- Не скажи, – вдруг возразил Канделябров. – Я её хорошо рассмотрел, когда за домом Арефьевых наблюдал. Дамочка с полным комплектом ведьминских принадлежностей: что спереди, что сзади.
Ипатов ошалело посмотрел на Спиридона, не веря, что мог такое услышать от ярого женоненавистника.
- Фигура ладно, допускаю. А лицо?
- Знаешь, милок, уж ежели мы, по своей работе можем себя до неузнаваемости видоизменить, так эта женская порода такое может учудить, что не будешь знать, кто перед тобой: шестнадцатилетняя роза или столетний репей.
После столь основательной тирады бывалой ищейки, Ипатов замолчал и всю дорогу обдумывал нелёгкую мужскую долю. Канделябров же вспомнил, что утром, перед уходом, обещал Бекону принести свежей рыбки. Заезжать за ней было уже поздно, да и некогда, отчего Спиридон Кондратьевич сильно огорчился.
Войдя в дом, оба сразу наткнулись на кота, дремавшего на половике в передней.
- Извини, рыжик, не до рыбы мне было. В другой раз, слышишь? – оправдывался Канделябров.
Кот, бросился поначалу к дорогому другу, но при таких словах выгнул спину и ушёл куда-то вглубь дома.
- Обиделся. Теперь д-о-о-лго дуться будет.
Ипатов возмутился:
- Прямо-таки и долго? Вы что, считаете, он вас понял?
- Обязательно. А когда надо, по необходимости, и ответить может, – кивнул Кондратьич. – Как это я так опростоволосился? Животное обидел напрасным ожиданием. Да, старею видно.
«Собакин прав. Спиридон у него с «приветом», – подумал Александр Прохорович, но противоречить убогому не стал.
Покрутившись по дому в отсутствие начальника, Ипатов решил ненадолго прогуляться и купить себе гимнастические гири. С некоторых пор он не мог равнодушно, без зависти взирать на сильное и мускулистое тело Вильяма Яковлевича и даже на жилистое, подтянутое – Канделяброва. Раздеваясь перед сном и критически оглядывая свои жиденькие синюшные телеса, Александр всё больше убеждался в мысли, что ему необходимо заняться физическими упражнениями для того, чтобы хоть в отдалённом будущем стать
