собрались к нему с визитом.
- Молодой человек из известной семьи. Оно и понятно – в Английском других нет. Отец у него был крупным коннозаводчиком. Умер. Мать из княжеского рода, женщина властная и крутого нрава. Сына держит в ежовых рукавицах. И надо думать не напрасно: играет, бездельничает. В армию он не годен: у него что-то наследственное, с лёгкими. Болтается без дела. Последние годы сильно втянулся в игру. На этом и сошёлся с Поливановым и Ушинским. Они его опекают как родного сына. Не знаю уж, чем он им так пришёлся по душе. Парень, видать, не ах.
- А что у него с Мозеном?
- Не узнал. Лакеи говорят, что их вместе видели впервые и разговаривали они только по- французски.
- А где они находились во время беседы?
- В том-то и дело, что нигде. Прохаживались. Но, во «фруктовую» не заходили. Если помните, там надо пройти …
- Помню-помню, а что толку? По парадной лестнице можно быстро спуститься вниз и потихоньку подняться наверх по боковой. А что там говорят о Видякине?
- Этот господин, кроме борзых и гончих, никем не интересуется. В клубе он не ест и не играет, а приходит только, чтобы сговориться о предстоящей охоте. В последние дни он озабочен устройством большого гона в имении генерала Вуича. Там должна собраться большая компания завзятых охотников. Среди приглашённых был и Поливанов.
- Понятно. Это всё?
- Нет, есть ещё кое-что. Содержание клуба такого уровня требует больших средств, поэтому «англичане» сдают в аренду помещения во флигелях. Двери в главное здание запирают, но думаю, что открыть всегда можно и выйти прямо на Тверскую. Левый флигель сдан мастерской по производству рам для картин и там ещё кто-то арендуется, я пока не разобрал. Из правого флигеля тоже есть проход в клуб. Наверху - домовая церковь – сами понимаете, доступ должен быть: праздники, молебны.
- Лишний раз убеждаюсь, что перетрясти этот многоукладный муравейник, чтобы из него выпало кольцо, мы не сможем, – подвёл черту Вильям Яковлевич.
- Про флигели я неспроста заговорил, – продолжил Канделябров. – Я кое-что интересное раздобыл о Шаблыкине. Оказывается, его отец – Иван Павлович, тоже старшина клуба, в 72-ом году купил этот самый дворец Разумовского, когда его арендовал Английский клуб. Старший Шаблыкин был человеком деятельным и предприимчивым - собирался на дворце сделать большой бизнес, как говорят американцы. Он задумал грандиозное строительство на территории, принадлежащих ему Палашей – земель вокруг дворца. И даже парадный двор со знаменитыми львами надумал застроить четырёхэтажным домом с выходом на Тверскую да так, что дворец оказался бы на задворках. Такое решение своего старшины повергло в шок членов клуба. Они разорвали договор об аренде и съехали в бывший дворец князей Белосельских, что на Тверской, где сейчас Елисеев свой магазин устраивает. Шаблыкину, понятное дело, никто руки не подавал и в гости не звал. Иван Павлович помаялся с годик, огород городить не стал (ведь он задумал всю эту кутерьму в расчете на клубные арендные деньги) и публично принёс извинения. «Англичане» вернулись назад: дворец Разумовского был намного удобней Белосельского, да ещё и с парком. Вся эта кутерьма подорвала здоровье старшего Шаблыкина, и он ушёл на покой, а все дела передал сыну, известному нам Павлу Ивановичу. Его тоже избрали старшиной и вроде бы всё успокоилось. Но, сказалась неуёмная шаблыкинская натура. Как и его отец, Шаблыкин – младший стал на, принадлежащем ему, обширном участке за дворцом строить доходные дома. Я не видел, но говорят, что со стороны Палашей и дальше всё застроено. Черти подтолкнули его покуситься и на ту самую домовую церковь, что находится во флигеле дворца. По церковному закону, если церковь находится в жилом помещении, то над ней не должно быть никаких построек, чтобы ничего не препятствовало общению человека с Богом. Я правильно говорю, отец Меркурий?
- Истинно так, – кивнул батюшка.
- Короче, Шаблыкин решил нарастить флигели ещё на один этаж. Не знаю уж, каким провидением, но очень скоро, по стечению разных обстоятельств, Шаблыкин разорился в пух и попал в опёку. Опекуном его имущества назначили действительного статского советника Берса. Именно его заслуга в том, что Английский клуб смог выкупить дворец в собственность, правда, без одного флигеля – денег не хватило. Произошло это два года назад. Теперь Шаблыкин, которого за глаза зовут «медным лбом» за напрасное упрямство, владеет только тем флигелем, где домовая церковь.
- Интересно, что вся эта история с их семьёй, не помешала ему оставаться старшиной клуба, – заметил Ипатов.
- В повседневной жизни клуба Павел Иванович незаменим. Он много лет добросовестно несёт на своих плечах заботы о его хозяйственных нуждах и, в первую очередь, о сезонных поставках провизии. Ему, признанному гурману, доверяют составление праздничных и парадных обедов.
- И к чему ты клонишь? – спросил Собакин.
- А вот к чему. К Шаблыкину, как к человеку, отношение разное. Кто хвалит и говорит, что он молодец – смог выстоять в такой жизненной передряге, а другие – напротив, считают, что Павел Иванович не может забыть своих неудач и до сих пор, «доедая» свои доходные дома, мечтает о реванше.
- И что?
- А вот что. Шаблыкин по своему положению мог в любое время иметь доступ к столу, где должен был ужинать или ужинал Поливанов. Он знает весь уклад клубной жизни, сам - вне подозрения и может воспользоваться этим по своему усмотрению. А это значит, что староста мог отравить вино заранее или опоить Поливанова и снять с него кольцо. Я даже прикинул, как он мог это сделать: из дверей или от внутренней лестницы наблюдать за Поливановым, а, как только официант ушёл, подойти к жертве, сделать чёрное дело, взять кольцо и быстро скрыться с места преступления.
- Зачем?!
- Чтобы досадить клубу, лишить его доброго имени, как лишили этого доброго имени отца и его самого. Ведь до сих пор их фамилия полощется в анекдотах о том, как Шаблыкины положили жизнь, чтобы переиграть Английский клуб, – заключил Канделябров.
- Шаблыкин играет в карты?
- Иногда, за компанию, по-маленькой.
- Значит, он не игрок?
- Нет.
- У него есть семья?
- Да.
- Он верит в особенные свойства «Чёрного сердца»?
- Из его разговора, похоже, что верит.
- Теперь тебе ясно? Шаблыкин не мог это сделать. Всё равно - за сведения спасибо. Кто бы ещё мог столько узнать за такое короткое время! Молодец. А сейчас, господа, предлагаю идти спать – уже три часа ночи. Я смотрю, мой Алексей Филиппович уже спит за столом.
- Не сплю я, – встрепенулся тот. – Послушайте меня. Раз у вас на Москве все верят в чертовщину этого камня, то искать надо одинокого человека, который не станет рисковать родственниками.
- Золотые ваши слова, отче, – подтвердил племянник. – С этим позвольте считать наше совещание закрытым. Александр Прохорович, оставайтесь ночевать у меня. Завтра пораньше возьмёмся за дело.
Ни свет, ни зоря Канделябров гремел посудой в кухне и ругался на Николашу, который с виноватым видом топтался у двери.
- Гренки, я тебя спрашиваю, где? Как ты мог вчера подать протёртый суп без гренок, Божья ошибка?
- Дел много. Всего не успеваю. У меня только две руки, Спиридон Кондратьич.
- Как же ты можешь после этого называться первой категорией? Если назвался – соответствуй!
- Я стараюсь, Спиридон Кондратьич.
- Дело своё знай, – зудел Канделябров. – Как ты мог вчера завалиться спать, злодей, когда у тебя слоёное тесто не приготовлено и не поставлено на холод для утренних пирожков?
