придурковатый, дабы разумом своим не смущать начальство». Понял?
- Понял, Вилим Яковлевич.
- Так-то. Как отец Меркурий?
- Его свои дела замучили: не знает, на что решиться, – вздохнул Канделябров. – Прямо извёлся весь. Только Катериной Павловной и спасается.
- Это как? – удивился Собакин.
- Очень душевная девица: и выслушает, и поймёт, и пожалеет.
- Это она умеет, – усмехнулся Вильям Яковлевич.
Ипатов впился колючими глазами в начальника. А он откуда знает? Ведь его и дома-то почти не бывает. С недавних пор он ощущал себя в совершенном плену у спасённого им хрупкого создания и с ревнивым чувством относился ко всем в доме, вплоть до кота. Как только Бекон, урча, взбирался к ней на колени, молодой человек, сбрасывал его на пол под предлогом кошачьей нечистоплотности. Ипатов тяжело переносил постоянные уединения Кати с отцом Меркурием (о чём они всё время разговаривают?), её щебет и хиханьки с Канделябровым на кухне (чем он её смешит?). До этой минуты только начальник был вне его подозрений потому, что он знал вкус Собакина, и видел, как тот практически не замечает Катю и, уж тем более, не ищет её внимания.
«Брюс любит ярких и пышных блондинок. Что ему - Катя?» - убеждал он себя.
Правда, он только что велел Канделяброву купить ей гардероб, но, это ни о чём не говорит.
«Он и меня приодел, когда я нанялся к нему на службу. Хозяин – щедрый человек и любит, чтобы вокруг него всё было красиво».
Но вот эта фраза, сказанная вскользь, холодной каплей упала на его раскалённое сердце. Александр Прохорович нутром чувствовал, что такого соперника ему не обойти.
По мнению Ипатова, у Катеньки вдруг обнаружился один дурацкий недостаток: девушка любила читать. Как-то, от нечего делать, она забралась на чердак, где открыла для себя обширную библиотеку из научной литературы и беллетристики на разных языках. К её удивлению, там были и романы современных авторов. Все книги были аккуратно разложены по высоким, до потолка, дубовым полкам и покрыты чехлами от пыли. Не решаясь обратиться к Собакину, Катя спросила разрешение у Кондратьича взять что-нибудь почитать. Канделябров поднялся на чердак и показал гостье, что где лежит.
- Книг здесь – тысяч десять, не меньше, но для вас прилично читать только с этих полок. Здесь путешествия, история и святоотеческая литература. Далее – вам без надобности, как порядочной и благовоспитанной девице. Философ Гельвеций совершенно справедливо говорил, что «среди книг, как и среди людей, можно попасть и в хорошее и в дурное общество». Да, и вот ещё что: между полок поставлены миски с отравленным зерном – против мышей. Будьте осторожны и не забывайте закрывать за собой дверь, чтобы сюда случайно не залез Бекон: не дай Бог отравится.
С тех пор для Александра Прохоровича началось сущее мучение. Любимая девушка целыми днями сидела, уткнувшись в книгу – как пропала. Катя читала всё. Она, как запойный пьяница, находилась в счастливой фазе получения удовольствия от своего «порока», в то время, как пылкая натура Ипатова требовала общения с предметом своего обожания. Он безуспешно пытался вклиниться между страницами с каким-нибудь разговором. Или его не слышали, или отвечали односложно, с совершенно отсутствующим видом. Александр Прохорович надеялся, что, хотя бы новые платья отвлекут её от книг, но Катерина покрутилась с часок в «маскарадной» перед большим зеркалом, сбегала переоделась в привычную холстинку и опять за книгу. Ему приходилось только смотреть на неё и тяжело вздыхать, но девушка этого не замечала.
Собакин, по-прежнему, где-то пропадал. Отец Меркурий носа не казал из своей комнаты – молился и к разговорам с вьюношей расположен не был. От безделья Ипатов совсем одурел: слонялся по дому, играл в кошки-мышки с Беконом, приставал с глупостями к сердешному другу Канделяброву. А тот крутился, как белка в колесе: разделавшись с хозяйственными делами, убегал по Катиным.
Накануне праздника святых апостолов Петра и Павла отец Меркурий с Катериной Павловной уехали ко всенощной в Кремль, а Канделябров остался дома и гремел в кухне: готовил на завтра праздничный стол. Ипатов сидел в своём углу и писал письмо родительнице:
Дорогая моя матушка, Евдокия Ильинична!
Как ваше бесценное здоровье? Всё ли благополучно дома? У меня всё хорошо. В Москве страшная жара и много пыли. Пожаров пока нет – все стерегутся. К моему начальнику приехал погостить дядя – иеромонах Меркурий – молитвенник и совестливый человек, оттого и неустроенный. Ещё хочу вам рассказать, что к нашему дому прибилась одна сиротка – Катерина. Сейчас ей Канделябров документы выправляет. Что с ней будет дальше – неизвестно. Она скромная и благонравная девица. Из хорошей семьи. Я так вам скажу, любезная матушка, если бы у меня был капитал или большая должность, я бы на ней женился. А, так как я - голь и денег у меня скоплено только 116 рублей (без двух гривенников), то – ничего не поделаешь – буду и дальше пребывать в одиночестве, хотя мне это обидно.
Матушка, глаза у неё серые, а коса из чёрного шёлка и длинная.
Поздравляю вас с праздником первоверховных апостолов Петра и Павла. Кланяйтесь от меня всем родным и помолитесь у преподобного Сергия, чтобы мне не оступиться в московской жизни.
Преданный вам сын, Александр.
Внизу хлопнула дверь. Пришёл Собакин. Ипатов свесил голову вниз лестничного проёма. Вильям Яковлевич остановился в дверях кухни и заговорил со своим слугой. Тот доложил кто где, а потом заговорил о Кате.
- Чиновница эта, у которой жила Катерина…
- Павловна.
- Катерина Павловна, запросила три тысячи отступных за документы.
- Ты их видел?
- Видел. Отец – Павел Евграфович Гурьев, дворянин. Мать – Теплова. Между прочим, она - дочь внебрачного сына барона Сутерланда .
- Это какого барона? – изумился Собакин. – Банкира Екатерины Великой?
- Точно так.
- Значит она немножко англичанка. Потрясающе!
- По папеньке русская и православная, а там, как хотите.
- Ты был в Опекунском совете?
- А как же. Все документы об опеке на неё – Савраскину Марфу Семёновну.
- У Катерины Павловны после родителей остались какие-нибудь деньги?
- Копейки. Если Савраскиной пригрозить, что мы подадим на неё в суд за то, что она хотела отдать скотобойщику в жёны несовершеннолетнюю девицу да ещё против её воли, она, я думаю, согласится на всё, чтобы замять это дело.
- Договорись с ней. Дай ей денег. Давай переоформим опекунство на меня. В конце концов, дай кому надо взятку.
Повисла тишина. Ипатов чуть не свалился с лестницы вниз головой.
- «Нет выше власти, чем власть над собой» - сказал Бальтасар Гарсиан ,– торжественным голосом произнёс Канделябров.
- Он был скучным моралистом, этот твой испанец.
- Что ж, я - посуда битая, а потому всё равно скажу: негоже настраивать инструмент, на котором не будете играть. Это вам не Барби. Катерина Павловна – всем–всем да не каждому.
- Хочешь в ответ цитату? «Люди недалёкие обычно осуждают всё, что выходит за пределы их понимания». Ларошфуко .
- Куда уж нам понимать такие вещи: рылом не вышли, – ядовито огрызнулся Спиридон.
- Делай, как я сказал, – отрезал Собакин. – Скажешь, сколько на всё нужно денег – я возьму в банке, – и пошёл наверх, где за своим столом тихо умирал Ипатов.
