матушка, вены у меня, только после операции.
- Да чтоб вообще ноги у тебя отсохли. Грех-то какой, в храме уселась...
Ни много, ни мало - наотмашь, походя. А потом со свечой к иконе, к Причастию, покорно скрестив руки на груди.
Вот ведь как. И на лавочке судачим, и клевещем походя, и в храме не лезем за словом в карман. Только удивляемся искренне - почему всё так плохо в нашей жизни, нет нам покоя, нет мира в душе. Читаем в духовных книгах - был мир в душах святых отцов, пустынников, затворников, а у нас нет. А ведь несладко живём, где же награда? Не ждать нам награды. Потому что, дыша смрадным воздухом грехов, висящим над нами густой, зловещей тучей, мы отравляем свою плоть и кровь и в первую очередь сеем разор в душе, а где разор, там ли искать мира...
Вот и я «сподобилась». Вместо того, чтобы стоять в храме и ничего не видеть вокруг себя - молиться и каяться в грехах, смотрю по сторонам на этих злых старух, возмущаюсь их ненавистью к ближним, забыв, что этим только усугубляю и без того многочисленные грехи осуждения. Тут засекай время, не засекай - всё без толку. Очень уж тороплюсь, боюсь, вдруг не успею, и придёт та старушка домой неосуждённая. Успела. И в другой раз успею. Если забуду слова Священного Писания: «От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься». Что ещё, казалось бы, надо? Коротко. Ясно. Доходчиво. А мы скорее высшую математику одолеем, чем арифметику с её вечным и бесхитростным дважды два.
НЕ ПОЖЕЛАЙ ЖЕНЫ ИСКРЕННЯГО ТВОЕГО
«Золушка»! Сказка красивая, удивительная. Мода на неё не проходит и не пройдёт никогда, потому что от поколения наших прапрабабушек до поколения наших внуков ничего в сущности не изменилось в человеческой душе. Так же жаждет она любви, чудес, справедливости. Но я признаюсь вам в своём далёком детском грехе, когда, сидя в партере московского театра, страдала от жалости не к хрупкой, измазанной сажей девушке, а к её сестре, тщетно пытающейся натянуть на свою пухлую ногу хрустальную туфельку. Она на сцене с отчаянием: «Попробую ещё...» Я в зале, вдавившись в кресло, просила про себя: «Попробуй, потерпи, сначала больно будет, потом разносишь». Но чуда не произошло. Это уже потом, много позже усталым сердцем поняла я простую истину французской сказки: хрустальные туфельки не разнашиваются. И если твоего размера у принца нет, отступись, не терзай душу, не набивай себе мозоли.
Но одно дело понять, другое - жить с этим пониманием. И мы всю жизнь (не в коня корм, не на пользу наука) пытаемся напялить на себя и носить с достоинством то, что нам не принадлежит. Недавно один уважаемый человек попросил растолковать, как понимать написанное в Священном Писании: «Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дома ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего».
- О чём это? Не пожелай жены... это вроде о прелюбодействе, дальше - осла, вола, скота - вроде о том, что красть грех... А дальше?
- Дальше о зависти.
- О зависти? Если так, то все мы грешим, - обрадовался мой собеседник. - Ну скажи, ты знаешь такого, который другому бы не позавидовал?
Не знаю. И согласна полностью с тобой, человек уважаемый. Все мы грешим против десятой заповеди, впечатанной в скрижали. Грешим легко, походя, играючи, потому что даже грехом не считаем эту самую зависть. Все как один измазаны, а когда все как один, считай - никто. Вернее, не совсем так. Все как один грешим и все как один в этом не сознаёмся. В зависти сознаться конфузно как-то, мы даже придумали для себя спасительный термин «зависть белая». Я тебе белой завистью завидую - почти благородство. А по сути - лукавство. Зависть одноцветная. Цвет её одинаково не личит ни одной душе. Но лукавая душа, таясь и оправдываясь, бросается реабилитировать себя, вот и шьёт по чёрной зависти белыми нитками. Но кто не переживал спасительной сладости подушки, когда, натерпевшись, накривлявшись и тайно назавидовавшись днём, мы давали волю своему истинному чувству: честной зависти. И спрашивали себя - почему, зачем всё мимо меня, всё не для меня, всё не считаясь со мной. Десятки аргументов в нашу пользу подсказывала услужливая память, становилось всё горше и горше. А наутро, просохнув от слёз, мы опять выходили на сцену лицемерного спектакля, где изо всех сил играли роль никогда никому не завидовавшего человека. Если только белая зависть, если только белая...
Богатство, счастье, здоровье, красота, способности, успехи - как многолика жизнь, так и многолика зависть. Если дал нам Господь здоровье, но не дал красоты - завидуем красивым. Наградил способностями, но не дал богатства - завидуем имущим, а если у нас дом - полная чаша, отменное давление, если свежий цвет лица, дети наши устроены и мы на вершине успеха, всё равно мало. Хочется быть на виду, поучать, втолковывать неразумным разумное. Объять необъятное ещё никому не удавалось. Господи, как же всё просто! Потому и нельзя объять необъятное, что оно, это необъятное, необъятно. Так зачем и копья ломать? Живи достойно, сверяй поступки с совестью, корректируй их в сторону совести и объять старайся только объятное, только то, что тебе благословлено Создателем нашим объять. Правда, просто? Но глаза сами косят в сторону соседской калитки, за которой и помидоры на грядке крупнее, и земля чернозём, и гости покруче и пореспектабельнее.
