— Всех! — фальцетом закричал старичок, широко разевая рот с фарфоровыми зубами. — Всех! Пьем за Альбиноса!
— Простите, — наклонился через стойку Юрик. — Закрываемся скоро, Сергей Михайлович. — Так что извольте, ваше степенство, сначала за выпивку заплатить. Чтобы, значит, без прошлых эксцессов.
— Обижаешь, Юрик! — закричал старичок, вытаскивая тугую пачку денег.
Через минуту общество пило, пело и плясало. Шум стоял, как в бане в час пик.
— Что это за кузнечик? — крикнул Толмачев Юрику.
— Сергей Михайлович? Лошадник, герой скачек… Круто гуляет. И всегда норовит насвинячить. Хоть бы скорей упился…
Одна из девушек в балахоне повисла на Толмачеве, в уголок потащила, за отдельный столик. Сказать, что Толмачев сопротивлялся, значило бы сильно погрешить против истины… А когда уселся в уголке, под тусклым розовым фонариком, расхотелось ему веселиться, потому что девушка исчезла, а он оказался в компании двух лбов с крысиными хвостиками на затылках, в шнурованных стеганых жилетах. Чикаго да и только…
— С вами поговорить хотят, — сказал один из лбов в ухо Толмачеву. — Не желаете с нами пройти?
— Не желаю, — вздохнул Толмачев. — Но выбора у меня, как понимаю, нет.
— Точно, — сказал лоб. — Нет выбора. Поднимаемся и тихонько линяем. И улыбаемся!
— А расплатиться? — полез в карман Толмачев.
— Дед заплатит, — кивнул на старичка лоб.
Однако Толмачев уже успел включить радиомаячок, вшитый в подкладку. Поднялись. Один юноша Толмачева за талию прихватил, совсем по-приятельски, и замурлыкал бессвязно. Выходя на лестницу, Толмачев покосился на шумный и дымный зальчик бара. «Голубые» поднимались из-за стола.
Ресторан внизу уже закрыли, мордатый швейцар в небольшой гардеробной зевал так, словно хотел проглотить два ряда вешалок.
— Михайлыч надолго загудел? — спросил он у Толмачева и кивнул вверх, на дверь бара.
— Наверное, надолго, — сказал Толмачев. — Так что спи спокойно, дружище.
На улице лбы подхватили Толмачева под руки и потащили в ночь, через лужи. Рыкнул мотор, тормознула рядом вместительная иностранная тачка. Толмачева запихнули на заднее сидение, лбы уселись с двух сторон. Тачка рванула с места, и в последний момент Толмачев заметил, как под козырек ресторана торопливо выскочили «голубые». Потоп, к лицу прижали тряпку с сильным эфирным запахом, и Толмачев почти мгновенно уснул.
Очнулся от того, что машина стояла. Впереди, в свете фар, фигура в блестящем дождевике открывала решетчатые ворота. Голова разламывалась, и Толмачев против воли застонал.
— Потерпи, — миролюбиво сказал один из лбов. — Отходняк всегда такой — ломовой. Сейчас попьешь — все пройдет.
Ворота раскрылись, машина въехала в темный, густо заросший кустарником, двор.
— Где мы, если не секрет? — спросил Толмачев.
— Далеко… Километров сто от Москвы. Вываливайся — ждут!
Через узкую веранду они вошли в обычную дачную хижину — две небольшие комнаты, крутая деревянная лестница на чердак, разнокалиберная мебель, лампа под старинным розовым абажуром. С хлипкого дивана поднялся сухопарый мужчина лет пятидесяти. Лицо невыразительное, как стершаяся монета.
— Благополучно доехали? — спросил.
— Вроде, нормально, — пожал широченными плечами один из сопровождающих, — Тачку меняли, как было велено. Мимо гаишников проехали без задержки. Раз пять останавливались, осматривались. Никто не нагонял.
— Свободны, — сказал сухопарый. — Посидите на веранде. И не расслабляйтесь. От Николая Андреевича можно всяческих сюрпризов ожидать. Можно ведь, Николай Андреевич?
— Куда мне, — отмахнулся Толмачев. — К тому же голова болит — просто разламывается. Вы что, не могли пригласить более безболезненным способом?
— Могли, — усмехнулся сухопарый. — Но в Москве много любопытных на постах ГАИ. Вы бы еще начали шуметь… А так — все нормально, везут ребята пьяного приятеля.
Он протянул Толмачеву бокал с желтоватой жидкостью и запахом апельсина. Толмачев выпил и через минуту почувствовал, что боль проходит.
— Поговорим? — спросил сухопарый.
— Поговорим, — согласился Толмачев. — Но мы в неравном положении. Вы меня знаете, а я вас — нет.
— Зовите Иваном Ивановичем. Нормальное имя.
Сухопарый походил по тесной комнате, посмотрел в мокрое окно.
— Отвратительная погода, — сказал, передернувшись. — На юге сейчас чудесно — тепло, сухо, гранат вовсю цветет. А что вы на юге делали, Николай Андреевич?
— Работал… Что еще делать в командировке. Ну, пиво иногда ходил пить. Только там оно плохое. Вода, по-моему, слишком минерализованная. Такая на пиво не годится. Вот в Моравии, например…
— Вы ведь химик, Николай Андреевич, — перебил его сухопарый Иван Иванович, — и очень хороший химик. Во всяком случае так отзываются ваши друзья.
— Друзей, обсуждающих с вами мои способности, не имею, — ухмыльнулся Толмачев. — Боюсь, вам подбросили дохлую утку.
— А, бросьте, — поморщился сухопарый. — Я знаю, в какой группе, в каком отделе вы работаете. Могу назвать непосредственного начальника.
— В таком случае, вы слишком много знаете. Не боитесь?
— Боюсь. Поэтому не хочу терять время. Как химик вы должны знать, что такое психотропные средства.
— Знаю, — кивнул Толмачев. — Большая гадость, доложу…
— Чтобы не прибегать к этой гадости, давайте договоримся: вы откровенно, совершенно добровольно, рассказываете, чем занимались в командировке. Рассказ мы запишем. Не для шантажа, помилуй Бог! Просто, чтобы вы не побежали, раскаявшись, к Василию Николаевичу… Итак, вы расскажете о командировке — и мы отвезем вас домой. А через пару дней ждем подробного анализа того самогона, с которым вы работали на юге. С формулами, разумеется, с предложениями по технологии.
— Так это вы посылали ко мне домой пацанов — тетрадочку взять? Примитив, извините. Разве стал бы я в тетрадочку рабочие заделы вносить!
— Примитив, каюсь, — согласился Иван Иванович. — Однако и этот вариант надо было до конца отработать. Мальчиков-то взяли, а? Я их потом через милицию искал. А они, значит, у вас.
— А почему не дождались своих мальчиков? — откровенно засмеялся Толмачев. — И вы бы сейчас у нас сидели!
— Хватит! — нахмурился сухопарый. — В тот раз вы меня переиграли. Совершенно случайно. Но теперь не паясничайте… Понадобится — я выбью из вас формулы и технологию. Если поможете с ОВ — озолочу. Появился хороший рынок сбыта, сами знаете. Грех не воспользоваться ситуацией.
— Рынок сбыта, — задумчиво повторил Толмачев. — Одному удивляюсь: отчего вы так уверены, что вас и на этот раз не переиграли?
— Не надо так хорошо думать о родном управлении, — поморщился сухопарый. — Везде люди работают, не волшебники. Люди! А люди иногда и мне помогают — по-людски. Мы все просчитали, пасли вас несколько дней.
— Ладно, — сдался Толмачев. — Дам вам интервью.
Иван Иванович отвернулся к шкафчику, достал диктофон. А когда вновь повернулся, в дверях стояла пара «голубых» и с брезгливым интересом разглядывала хозяина дачи.
— А где ребята? — спросил у них Толмачев. — Обходительные такие, просто удивительно…
— Спят ребята, — сказал один из «голубых», подходя с наручниками к Ивану Ивановичу. — Очень крепко спят.
