необходимости. А держался таким образом, словно делал одолжение целому свету.
– Ноги вытрите, – строго наказал Таранников.
В предупреждении не было особой необходимости, Иннокентий и так уже толкался на цветастом коврике дольше обычного, но следовало подчеркнуть хозяйскую роль, а вместе с ней расставить приоритеты.
Прошли в комнату, где еще совсем недавно был Влад Лозовский.
– Располагайтесь, – махнул Алексей Павлович на свободные стулья и терпеливо проследил за тем, как сподручные устроились рядком.
Он невольно обратил внимание на то, что в этот раз оба были в галстуках, завязанных большим узлом – определенная заявка на некоторый изыск, – и в шикарных костюмах, явно приобретенных не на толкучке. Однако даже представительный прикид выдавал их узколобое мышление. Если бы Кощей в свое время не подобрал их с улицы, работали бы они сейчас где-нибудь грузчиками в сельскохозяйственном магазине.
– Чего такой угрюмый? – весело спросил Алексей Павлович у Иннокентия.
– А чему радоваться? Я тут тачку перегонял, а в меня одна коза врезалась…
– Деньги отдали? – по-деловому полюбопытствовал Таранников.
– Пока еще нет… Братан ее приехал. Ручался за нее, говорил, что все отдаст копейка в копейку, даже права свои отдал. Не знаю, как он без них теперь колесит…
– Ладно, значит, никуда не денется… Взгляните на эти фотографии, – положил он на стол снимки яйца Фаберже, сделанные под разными ракурсами.
Упырь тотчас поднял пачку фотографий и бегло просмотрел снимки. Его душу, загубленную бесконечными столкновениями с братвой, мог взволновать только чемодан с долларами. С безразличным видом он передал фотографии Кенту, сидевшему молча. Брови Кеши удивленно дрогнули, едва он взглянул на первый снимок. Алексей Павлович не удержался от улыбки – уже хорошо! Наверняка в детстве заботливая мама водила его в Третьяковскую галерею, прививая вкус к прекрасному. И вот откуда-то из глубины души эстетическое семя дало первый росток. Вторую фотографию Иннокентий рассматривал более внимательно, обращая внимание на драгоценные камушки в основании яйца. Одобрительно хмыкнул, когда его взгляд упал на крупные рубины (в драгоценностях он кое-что соображал). Осмотрев последнюю фотографию, аккуратно положил снимки на край стола.
– Итак… Что это такое, как вы думаете?
– Я не силен в искусстве, – честно признался Кент. – Но, похоже, что это яйцо Фаберже.
Фамилию великого ювелира слышал даже Упырь. Черные глазенки вспыхнули азартом.
– Ого! Такая вещь, наверное, стоит больших бабок.
Таранников едва улыбнулся: с арифметикой у парня все было в порядке. Попади он в свое время в руки толкового математика, из него мог выйти второй Лобачевский.
– Больших…
– И сколько?
– Полагаю, что миллионов двадцать зелеными.
– Нехило! И у кого такое богатство? – живо поинтересовался Упырь.
– Этот человек проживает на проспекте Энтузиастов, двадцать первый дом. Зовут Владлен Лозовский. Присмотритесь к нему. Узнайте, чем он занимается, а потом подъезжайте ко мне и все расскажите.
* * *
Нужный адрес отыскали быстро. Дом стоял на пересечении двух дорог, одна из которых была магистральная и громыхала шумом проезжавших автомобилей, а вот вторая улица оказалась тихой, напрочь лишенной транспорта. Заехали во двор и определили подъезд, в котором проживал Владлен Лозовский.
– Как он хоть выглядит? – спросил Упырь.
– А хрен его знает, – невесело отозвался Кент.
– Давай не будем играть в шпионов. Сделаем вот что: ты позвонишь в его квартиру под каким-нибудь предлогом и посмотришь на него.
– А ты где будешь?
– Я буду стоять где-нибудь на лестничной площадке и тоже за ним понаблюдаю.
– Договорились.
Поднялись на восьмой этаж, где проживал Владлен Лозовский. Упырь, поотстав на полпролета, остался у лестничного окна, а Кент уверенно позвонил в дверь. Через минуту дверь открылась, и в проеме он увидел человека, отдавшего ему в залог права.
– Послушай, – возмущенно заговорил Владлен. – Мы так с тобой не договаривались! Время еще не вышло. Чего на меня давить, я же сказал, что рассчитаюсь полностью!
Иннокентий старался выглядеть невозмутимо.
– Ты не кипятись, я просто хотел тебе напомнить, чтобы ты поторопился. У тебя осталось пять дней.
– Я это знаю не хуже тебя. Напомнил?.. А теперь дай мне пожить спокойно. И без тебя проблем выше крыши.
– Ты бы замок сменил, – хмыкнув, показал Иннокентий на расщепленную дверь. – А то, не ровен час, ограбят. Ну будь! – потопал он вниз по лестнице.
– Откуда ты его знаешь? – спросил Григорий, когда они вышли на улицу.
– Это тот самый парень, чья сестра разбила мне машину.
– Да ты что?! Ну, теперь он от нас никуда не денется!
– Это уж точно. – Вытащив телефон, он набрал номер Таранникова: – Алексей Павлович?
– Слушаю.
– Я знаю этого человечка. Это брат той самой козы, что разбила мою машину.
– Вот как? – удивился Кощей. – В какой-то степени задача облегчается. Парень ты серьезный, шуток не любишь, а значит, договориться с ним будет легче… А теперь давайте езжайте ко мне.
Глава 13
Смерть Распутина, или Последнее свидание
Скорбная весть о смерти Григория Распутина застала Анастасию Раевскую по дороге в Петроград. На одном из небольших перегонов в тамбур заскочил мальчишка лет пятнадцати и, размахивая свежей газетой, звонко прокричал:
– Убийство Распутина! Кому это выгодно? Господа, покупайте газету «Московский листок»! Самые последние новости!
В какой-то момент Раевская поняла, что лишилась сил. Ноги вдруг отказались слушаться, и она опустилась на полку. Прошло несколько минут, каждая из которых была длиною в вечность, прежде чем к ней вернулись прежние силы и способность мыслить. Княгиня поднялась, прошла по коридору и обратилась к постреленку, продававшему газеты:
– Мальчик, дай мне «Московский листок»…
Мальчуган с откровенным удивлением воззрился на бледную женщину, привалившуюся к косяку двери, и протянул газету.
– Пожалте, барышня!
– Сдачи не надо, – протянув целковый, сказала Раевская.
– Сударыня, вам плохо? – обеспокоенно спросил проводник.
– Не беспокойтесь, со мной все в порядке, – попыталась улыбнуться Раевская и, стараясь не упасть, ухватилась за ручку двери. Когда головокружение улеглось, княгиня медленно зашагала мимо окон по узкому проходу вагона.
Закрывшись в купе, она осталась наедине с собственными переживаниями. Открыла «Московский листок» и увидела на развороте фотографию убитого Распутина, сделанную крупным планом. В человеке, лежавшем на каменном столе морга, не было ничего от прежнего Григория, которого она знала. Глаза его были закрыты, волосы на голове слиплись от крови, лицо обезображено множественными побоями, на лбу несколько глубоких ран, а борода неряшливо всклокочена.
