Если у нее и оставались еще какие-то сомнения, была ли именно Кассандра той женщиной, которая владела сердцем Бэзила, то стихи развеяли ее сомнения. Каждое слово было насыщено красками этой женщины – красновато-коричневым, рыжим и золотым оттенками ее волос и белизной ее лица. И хотя ни в одной строчке не говорилось о плотских радостях и вообще не упоминались женщины, в стихах было столько страсти, что Аннализа почувствовала, как горят ее уши.
– О Боже, – выдохнула переводчица, – все это так необычно!
Аннализа кивнула:
– Да, конечно.
В тот же миг она почувствовала, как ее переполнила ничем не выразимая радость от того, что все встало на свои места.
Да. Она любила их, они любили ее, они любили друг друга. Их жизни переплелись каким-то непостижимым образом. Аннализа не верила, что это простое совпадение. Существовала еще какая-то причина, и Аннализа должна была ее выяснить.
В этот вечер Кассандра забыла про чувство вины и печали и наслаждалась обществом человека, который бесповоротно изменил ее жизнь. Они гуляли по Хартворду, поднимались на холмы, и пересекали зеленые луга с овцами и наконец остановились на вершине холма под древним дубом, о котором говорили, что он волшебный. Бэзил уперся в него ладонями и присвистнул от восторга.
– Никогда не видел такого дерева!
– Когда я была маленькой, то думала, что оно живое и я могу услышать, как оно говорит.
– Прямо как кресло моего дедушки!
– А что оно говорило?
– Ой, не знаю, что-то теплое и нежное.
Кассандра запрокинула голову и посмотрела вверх.
Листва дуба была такой густой, что напоминала крышу, через которую пробивались лишь крошечные лучики солнца. Она опустилась на траву.
– Я думала, что если когда-нибудь убегу из дома, то буду жить здесь.
Бэзил тоже лег на траву лицом вверх. Его тело было далеко от нее, а голова настолько близко, что Кассандра чувствовала, как до ее уха дотрагиваются его локоны.
– Ты хотела убежать?
– Не особенно. Но в романах, которые я читала, побег напоминал увлекательное приключение.
– А я хотел убежать вместе с цыганами и танцевать всю ночь.
– Ты не написал стихов о цыганах, теперь тебе надо будет это сделать.
– Мм…
Кассандра знала, что Бэзил хочет спать так же сильно, как и она. Она закрыла глаза. Щебетали птицы, жужжали насекомые, она услышала раздавшийся издалека крик человека, который, наверное, работал на своем поле.
Бэзил говорил о мгновениях. Эти мгновения просто восхитительны! Она запомнит, как они с Бэзилом лежали в траве, его волосы касались ее уха, а одно его присутствие давало ей ощущение уюта. Кассандра порывисто протянула руку, их пальцы соединились, и они почувствовали то, что осталось недосказанным.
Не поднимая век, Кассандра представила себе сливы, а потом лишь их цвет. Бэзил провел большим пальцем по ее указательному пальцу. В ней всколыхнулось чувство любви, чистое, как утро, и каким-то образом приобрело оттенок сливы.
– По-моему, – сказала Кассандра, не открывая глаз, – Боккаччо очень понравились бы такие денечки.
Ответа не последовало, и Кассандра повернула голову, чтобы посмотреть, не заснул ли он. Бэзил не заснул. Его темные бархатистые глаза смотрели ей прямо в лицо. Они были спокойными, глубокими и полными любви.
Они пошевелились одновременно – она поднялась на ноги с бьющимся сердцем, а он высвободил свою руку. Кассандра отряхнула юбки, давая ему тем самым еще немного времени. За каждым поворотом их ожидали опасность и соблазн. Чувствуя новую потерю, Кассандра отвернулась, стараясь найти слова, чтобы отослать его обратно ради его же блага. Она чувствовала за спиной его теплое дыхание, хотя он и не дотрагивался до нее. Когда Бэзил говорил, его дыхание касалось ее шеи.
– Любимая, – нежно прошептал он ей. – Любимая любимая, моя единственная любовь.
– Не продолжай.
– Не могу, это самое правдивое из того, что можно сказать.
– Это не делает тебе чести.
– Значит, я больше не переживаю из-за нее так сильно.
Кассандра отрицательно покачала головой:
– Если бы это было правдой, я бы не любила тебя. А Бог свидетель, Бэзил, что я люблю тебя всем сердцем.
– Какая обыденная фраза!
– Она такая добрая, такая хорошая, такая… святая. А еще она красива, Бэзил, само совершенство. Как
