— Доктор, мальчишка жив?
— Жив, Петя, жив. Правда, пока в реанимации, но, думаю, с ним все будет хорошо.
— Родителей его вызвали?
— Конечно.
— Это я его вез.
— Да ты не волнуйся, с ним все будет нормально. Его спасла медсестра. Если бы не она, не знаю, выжил бы он.
— А как Пашка?
— Паша? А вот он, рядом с тобой. Спит еще. Пусть отдыхает.
— Спасибо вам.
— Не за что. Это моя работа, — ответил Виталий Степанович и направился в следующую палату. — Ну, Сергей Максимович, как вы себя чувствуете? — спросил он там и сел рядом с кроватью на стул. Ноги гудели, отказываясь держать не менее уставшее тело.
Сергей был в сознании и понимал, что находится в больнице. Только вспомнив, что произошло, он принялся искать глазами Виталину и, не увидев ее, попытался встать. Но его позвоночник был словно закован и что-то сжимало его как тисками. Первая же попытка пошевелиться вызвала дикую боль. Он застонал и прикрыл глаза. В это время вошел доктор.
— Виталина… Где моя жена? — тихо спросил Сергей.
Виталию Степановичу неоднократно приходилось сообщать родственникам о смерти их близких. И каждый раз сделать это было не менее тяжело, чем впервые.
— Вам нельзя двигаться. У вас трещины в позвоночнике, — оттягивая неприятный момент, сказал Виталий Степанович.
— Что с Витой? — повторил Сергей и с надеждой посмотрел на доктора.
«Он ждет хорошей новости», — подумал Виталий и почувствовал себя палачом, готовым вот-вот опустить топор на голову этого человека.
— Она погибла, — глухо сказал он и отвел взгляд.
Сергей стиснул зубы и застонал. Его жизнь в один миг рухнула, потеряла и свои краски, и весь смысл. Он не скрывал слез, которые текли по щекам, — ему было все равно, что подумает о нем этот молодой доктор и что будет с ним самим. Ему не нужна пустая жизнь, в которой не будет робкой улыбки Виталины и ее преданных, бездонных, огромных глаз.
— Уйдите! — процедил он сквозь зубы. — Я не хочу никого видеть! Я ничего не хочу! Ничего!
Доктор нажал красную кнопку вызова медсестры. Когда прибежала запыхавшаяся Ася, он распорядился:
— Срочно сделайте ему успокоительное и снотворное.
И вышел из палаты, не в силах больше ничем помочь этому большому и сильному мужчине в минуту слабости и отчаяния.
Сергей хотел, но не мог поверить в ужасную новость. Сознание ее просто не воспринимало. Он видел перед собой глаза, которые могли управлять им, просить, приказывать, любить, но не смогли остановить неизбежное. Сергей не справился с чувствами и, не стыдясь и не скрывая слез, плакал впервые за свою взрослую жизнь. Его охватило непреодолимое желание услышать голос Виталины, ощутить прикосновение ее легкой, такой нежной руки. Он, крепкий, сильный, имеющий власть и деньги, оставшись без поддержки маленькой, хрупкой женщины, вдруг почувствовал безысходность, слабость и собственную ничтожность.
Он не сопротивлялся, когда в его руку впилась игла, потом снова. Медсестра сочувственно смотрела на плачущего мужчину и не находила нужных слов. Она поняла, что слова утешения не помогут, что он должен побыть один, выплеснуть свое горе и принять жестокую реальность. Убедившись, что большая доза успокоительного и снотворного начала действовать и глухие рыдания, вырывавшиеся из груди мужчины, переходят в тихий стон, она тихонько, на цыпочках вышла из палаты, оставив Сергея наедине с горем.
«А все-таки Иван Иванович был прав, — думала она, идя по коридору, — когда ругал меня за каблуки, которые стучат при каждом шаге. Иногда надо уйти бесшумно и незаметно».
Виталий Степанович зашел в женскую палату, где было несколько больных. «Похоже, меньше всех пострадала эта девушка, медсестра», — подумал он, подходя к Даше, которая с пластырем на лбу и забинтованными руками лежала на постели с книгой в руках.
— Как чувствует себя наша героиня? — улыбнулся Виталий Степанович.
Щеки Даши мгновенно полыхнули румянцем, и она, почувствовав это, испытала еще бо?льшую неловкость и опустила глаза, спрятав их за длинными ресницами.
— Тоже мне, — ответила она, — нашли героиню.
Виталий Степанович посмотрел на смутившуюся девушку и переспросил:
— Так все-таки, как вы себя чувствуете?
— Нормально. Что со мной может быть? Я вот о чем хотела спросить. Женщина умерла еще до приезда врачей, это я знаю. Парню я пыталась помочь, но, кажется, травмы не оставили ему шанса. Он тоже умер?
— Да, два трупа, но там действительно были травмы, несовместимые с жизнью. А вы молодец. Говорят, вы боролись за их жизнь до последнего.
— По крайней мере, пыталась. А остальные как? Как ребенок?
— У ребенка черепно-мозговая травма. Сейчас он в реанимации, но его жизни уже ничто не угрожает. Вы совершили чудо, выхватывая этих людей прямо из лап смерти. Им теперь нужно всю жизнь молиться за ваше здоровье и праздновать два дня рождения.
— А как мужчина, у которого, похоже, был поврежден позвоночник?
— Он тоже вам обязан. У него трещины в позвоночнике. Если бы кто-то поднял его и посадил или сам он в горячке поднялся, то остался бы инвалидом на всю жизнь. Вы правильно сделали, что уложили его и не позволяли двигаться.
— Мне помогали люди с базарчика. Сама бы я с ним не справилась — очень большой, сильный и тяжелый. С ним была молодая женщина…
— Его жена.
— Жаль, что она не выжила.
— Конечно.
— А мужчины, которые были зажаты в кабине? Как они?
— Нормальные послеоперационные больные. Вам осталось спросить, как ваш жених, — сказал доктор и внезапно почувствовал укол ревности.
Даша опустила глаза и тихо спросила:
— С ним, надеюсь, все нормально?
— Загипсован и прикован к постели, но только на время. До вашей свадьбы будет здоров полностью и станцует чечетку.
— Какую чечетку? — засмеялась Даша. — Это он уже насочинял. Леша родился медведем, а они, как известно, не умеют танцевать.
— Не скажите. У цыган они пляшут.
— Как пляшут? — спросила Даша и подняла на доктора синие, словно глубокие озера, глаза.
— На задних лапах, как еще!
— Как мой Леша?
Даша опять засмеялась. Виталию Степановичу было приятно слышать звонкий, искренний смех и смотреть на маленькие ямочки на ее щеках. Он понял, почему Алексей с такой гордостью говорил о предстоящей свадьбе с этой девушкой. С ней было легко и просто. Не надо подбирать какие-то особые слова, притворяться и делать красивые жесты. В ней удивительно сочетались и детская застенчивость, и робость, и женственность, и неброская красота. Даже слипшиеся, перепачканные грязью и кровью волосы, заклеенный пластырем лоб и усталость ее не портили, а делали еще естественнее и приятнее.
«Если бы я встретил такую девушку…» — промелькнуло в голове Виталия Степановича, и он тяжело вздохнул.
— У вас усталый вид, доктор, — серьезно сказала Даша.
