— Геныч, вантузом не богат? — всё с такой же открытой улыбкой спросил парень, — раковина, понимаешь, забита.
Фалолеев молча шагнул в кухню, выудил из-за мусорного ведра вантуз. Новосёл пальцами изобразил характерный жест, зазывающий пропустить грамм по сто.
— За знакомство… по стопашке толкнём?
Нет, артиллеристу этот Андрей определённо начинал нравиться, и Фалолеев только спросил:
— Может, захватить чего?
— Всё есть! — успокоил тот.
Старшинская квартира, где пару раз бывал Фалолеев, пока сильно не преобразилась: засаленные обои, разбитый пол. Бережко, видно, придерживался правила «Всё для родины, всё для будущего!», и поскольку будущее с Читой он никак не связывал, то на забайкальскую квартиру не тратилось и рубля. В углу коридора лежала куча старых, покорёженных дээспэшек, гигиеническая, некогда белая поверхность которых превратилась в подобие омертвелого черепашьего панциря. «Знаменитый гарнитур, — угадал Фалолеев, — не нашлось дурачков купить».
На кухне с порядком уже был прогресс: вытеснять старый спёртый дух Андрей начал именно отсюда, а в оставшиеся две комнаты до окончания ремонта он решил не соваться пока вообще. В светлой после побелки кухне очень тесно расположилась мебель нового хозяина: кухонный гарнитур из пяти предметов, не из магазина, но и не старый, потёртый очень умеренно, почти незаметно. Тут же, напротив окна, примостился малогабаритный диванчик с деревянными лакированными боковинами; у противоположной от висячих шкафов стены стояло огромное, неказистое, напоминающее ковш экскаватора кресло с грубой обивкой.
Посуда, как отметил Фалолеев, чистая, однотипная, с яркой золотистой и сине-зелёной раскраской (цветы ириса) гордо покоилась в подвесной решётчатой сушилке.
— Жена суетится? — кивнул артиллерист на посуду.
— Холостой, — небрежно обронил Андрей, принимаясь доставать из узкого настенного шкафчика хрустальные стопочки, а из потерявшего заводскую белизну холодильника «Саратов» бутылку водки, тарелку с филе слабосолёной алюторской селёдки и небольшими сочными кольцами лука.
«Добротный подход для холостяка — ни одной грязной тарелки!» — с пониманием и некоторой завистью оценил обстановку Фалолеев. Такие принципы пока были не для него, он мог день-два без угрызений совести копить грязную посуду, а потом мыть разом.
— Марафет полный! — с искренностью похвалил он нового соседа. — Я в этом плане не очень…
— Мамка аккуратист, — разъяснил Андрей, живо, энергично поблёскивая серыми безмятежными глазами. — Приучила с детства! А мне после вашего прапора гарнитур его тифозный пришлось разбирать. Ещё выносить! Вроде как в отместку, что не купил! Вот люди!
Фалолеев полностью согласился с мнением о старшине.
— Дерьмо! — от души поддакнул он. — Этот хлам всем предлагал, и мне!
Взаимопонимание без натяжки и наигранных условностей между соседями наладилось быстро. Фалолеев на всякий случай минут пять выжидал если не подвоха, то какой-нибудь замаскированной нужды и полагающейся в свой адрес просьбы по принципу: «Стопочку налил — считай, запряг».
Нет, рассказывали о себе, кому сколько лет, кто по жизни есть кто и прочее. Андрей оказался старше Геннадия на три года и полным непоседой. В промежутках между тостами он подскакивал к раковине, с молодецкой резвостью качал вантузом воду. Вода чавкала, хлюпала, летела брызгами в разные стороны, но уходить никак не хотела. Фалолеев высказал мысль, что за старшиной не заржавеет и тряпку в слив забить.
— Если так — сучара он последняя! — ругнулся Андрей и отложил дело на потом.
Посидели молодые люди неплохо — без перебора с водочкой и с приятностью для души. При всём опыте психолога Фалолеев никаких корыстных намёков в свой адрес не обнаружил, зато о собеседнике узнал многое. Андрей оказался держателем крохотного магазинчика, что полгода назад открылся в самой ближней к дороге «панельке», в доме, с которого начинался их военный городок.
Командиру строительного батальона, когда-то возводившего здесь первые пятиэтажки, специально расширили жилплощадь, для чего смежную двухкомнатную квартиру основательно урезали. И в этой куцей нестандартной двушке, от которой бедолага-владелец поспешил избавиться, как от злого рока, предприниматель Андрей обустроил торговый закуток.
Поскольку торговал он исключительно спиртными напитками, то тесное помещение вполне сгодилось: покупатели прямо с улицы заходили в маленькую комнату, утыкались в короткий прилавок и возвышавшиеся слева-справа самодельные деревянные витрины. Вертикальные, узкие, закрытые стеклом на манер музейных, они занимали немного места, зато позволяли страждущему клиенту без помех обозревать всё бутылочное богатство. А уж подать приглянувшийся товар со склада — бывшей второй комнаты — было делом пятнадцати секунд.
Предприятие оказалось своевременным и верным: как пчёлы размеренно снуют в родной улей и иначе не могут, поскольку это заложено природой, так мимо двери с надписью «Вино-водка» не проскакивал ни один защитник отечества.
Ничего, что в маленьком магазинчике и корки хлеба не сыщется: во-первых, с продуктами в стране так и так напряжёнка, во-вторых, служивый люд получал продпайки, и единственное, что требовалось для терапии смятенных перестройкой душ, — всего лишь пол-литра крепенькой!
А она вот — под боком. Круглосуточно и в каком хочешь ассортименте! Необъятное разнообразие алкогольного зелья всё ещё числилось диковинкой, и людям, всю жизнь потреблявшим лишь три сорта водки, так и казалось, что под завлекательными этикетками, разной формы бутылками, пробками на резьбе скрывается нечто удивительное, неописуемое.
Фалолеев тоже не чурался нового ликёро-водочного источника, и такому удачному соседству обрадовался. «Андрей парняга, вроде, ничего!» — вынес он из первого визита мнение и ещё подумал с некоторым удовольствием, что про нелады с водкой (в жизнь энергично входило понятие паленки — спиртового продукта, происхождение которого было тёмным, а последствия употребления непредсказуемыми) теперь точно будет в курсе.
Холостяки сближались и уже наведывались друг к другу без церемоний. Андрей был создан для зарабатывания денег на современный манер, как говорится, спец по кручу-верчу; и тратил их тоже по принципам новой раскрепощённой жизни — в бизнес, на личное благо. Под личным благом у него подразумевалось не столько барахло — шкафы, стенки, посуда или ковры, сколько гулянки, вечеринки, застолья — словом, праздник души.
Расставался с деньгами Андрей без сожаления, красиво и как будто без сомнений, что по законам вечного финансового оборота они не пропадут с его горизонта. Деньги у него и впрямь вели себя, как дрессированный косяк рыб: невидимый сигнал, жест, посыл — и стая, прилично отплывшая от своего хозяина, мигом поворачивает назад, дружно мчится в хозяйские руки!
Фалолееву в Андрее этот размах нравился. Не то чтобы он под шумок взгромоздился на чужую шею попивать задаром (с пустыми руками он впредь не ходил), просто приятна была атмосфера, свободная от скупердяйства и жлобства, коих он уже насмотрелся. А когда Андрей завершил ремонт, то блеснул перед Фалолеевым в совершенно новом качестве — сосед-коммерсант оказался ходоком, и ходоком поистине гениальным, поскольку сам никуда не ходил, а делал так, что страждущие женские особы сами набивались к нему!
Случай позволил Фалолееву оценить эту гениальность всего лишь за сутки: ещё вчера утром он по- свойски заскочил в квартиру напротив и слегка остолбенел: на кухне управлялась стройная молодая женщина с заспанным, домашним лицом. Андрей очень нежно и мило именовал её Любасиком, и этот Любасик без макияжа, в розовом халате, отзывалась на ласку, как преданная собачонка, и производила впечатление законной супруги.
«Может, тогда Андрей пошутил, — промелькнула у Фалолеева единственно подходящая к ситуации мысль. — Может, имел в виду — временно холостой? А закончил ремонт и половина объявилась?»
— Жена, что ли? — один на один тихо спросил он Андрея.
— Ты что? — плавно изогнутые дуги Андреевых бровей подпрыгнули в гости к «ёжику». — Жена ещё чёрт-те когда улетела с первой космической! — Он шепнул потише: — Вчера в поезде снял, из Карымского
