закатил под лоб глаза. Как ни изогнулись волнами длинные брови, как ни скукожились небритые морщинистые щёки, было ясно — пояснить что-либо по существу он не в состоянии.
За ультрамариновой тетрадкой, где скрывалась вся подноготная товара, Фалолеев заставал Андрея не впервой и сразу, без особых пояснений, смекнул, о чём тот ведёт речь.
— Что гадать? — как можно небрежнее сказал артиллерист.
— Современный математический анализ позволяет смоделировать любой процесс.
Хозяин квартиры на полминуты умолк, растеряно играя карандашом.
— Ты сам хоть понял, что залудил? — рука Кента с коротким дымящимся окурком остановилась, как и бесцветные глаза, что не мигая вперились в чересчур умного советчика.
— Понял, — изображая спокойствие, Фалолеев глянул недругу в лицо. — Математика может всё — если коротко.
— Да дерьмо твоя математика! — Кент, самодовольно обрядившийся в одежды научного оппонента, с жадностью затянулся и постарался всем своим видом усугубить презрение к королеве наук и к самому Фалолееву.
— Ты знать не знаешь математику-то, — Фалолеев не удержался от дерзкого укола.
— А мне из математики две вещи знать полагается: как отнимать и как делить! — прохрипел Кент избитую бандитскую фразу.
— Это арифметика, к твоему сведению! — язвительно отчеканил Фалолеев, переполняясь внутри недовольством, — кто спрашивает эту тупую ничтожную личность о математике?
— Да по херу — арифметика, математика! — источая неуёмную злость, выругался Кент. Он поднялся из кресла выбросить в форточку окурок, надсадно просипел: — Академика, что ли, из себя корчишь?
Ситуация накалялась с каждым предложением, и накалялась по ненавистному Фалолееву сценарию: этого поганого Кента никто ни о чём не спрашивает, не просит, а он напролом лезет в чужой разговор! И поскольку аргумент даже самого светлого и всеми признанного разума Кент никогда бы не согласился поставить выше собственного аргумента силы, то Фалолеев с обидой на лице стал отступать к порогу — зачем втягивать себя в безнадёжный спор? Артиллерист почти взялся за дверь, как вмешался Андрей:
— Говоришь, любой процесс? — переспросил он.
— Конечно! Математика — это всё!
— И торговля в магазине?
— Посидеть, поработать — и магазин обсчитать не проблема.
— Ты посидеть тут больше не предлагай! — грубо бросил Кент, недовольный тем, что его вытеснили из разговора. — А то нормальные люди не поймут!
Стараясь не заводиться на выходки «нормального» человека, Фалолеев ухватил чистый листок, карандаш и, как бы пресекая дальнейшее вмешательство Кента, подсел вплотную к Андрею.
— Давай тебе прогноз продаж на следующий месяц выведу: по сортам водки, по количеству. Погрешность, конечно, будет, куда без этого, но база сработает…
— Вот так, из ничего — расчёт? — удивился Андрей.
— Почему из ничего? Изучу дела за последние три месяца…
— Слышь, изучатель, а не пошёл бы ты… — Кенту никак не сиделось в сторонке, тем более, когда тут всякие «сапоги» лезут из него ноль рисовать! Выразительным жестом, будто ни много ни мало — предупреждал об ограблении, он толкнул Андрея в плечо: — Просвистит Фаллос тебе всю прибыль! Это ж коммерческая тайна!
На откровенное натравливание Андрей не обратил внимания.
— Ну-ну! — ткнул он Фалолееву в листок. — Как это?
— Говорю же, собрать исходные данные…
— Какие исходные данные?! — зло цыкнул Кент. Равнодушие Андрея к его предупреждениям оскорбило зековскую душу. — Народ берёт пойло и пьёт! Всё!
— Может, помолчишь?! — Андрей оборвал неугомонного друга и повернулся к Фалолееву. — Что тебя интересует?
— Ну, много чего: цена, название, фасовка, этикетка. Есть такие тонкости, что, может, и ты внимания не обращаешь. Календарь, праздники, погода…
— Видал! Он уже круче тебя спец! — всё пытался разжечь пламя негодования Кент.
Фалолеев, стараясь не обращать внимания, продолжал:
— …период появления товара на рынке, всё, вплоть до крышки: закручивается или с ушком, — загибал он в азарте пальцы. — Чем больше в уравнении… — он хотел сказать «многочленов», но спохватился — Кент просто взбесится от тупого восторга, — …компонентов, тем точнее ответ.
Андрей смотрел на артиллериста с полной серьёзностью.
— Угадаешь — заместителем возьму! Хватит в этой робе народ смешить.
Фалолеев растерялся: никогда он и не думал, что его красивая военная форма, всегда тщательно отглаженная, в чьих-то глазах воспринимается посмешищем. Значит, и он сам — красивый, опрятный, статный… клоун, что ли?
— Годится условие? — спросил его сосед. — По рукам?
Артиллерист молчал, словно новыми, зрячими глазами оглядывая невесёлые полковые дела, — ведь видно, что они безудержно катятся под откос! Да разве только полковые? А округ? Вооружённые Силы?! У всех пункт назначения — тар-та-ра-ры! Прав сосед, как ни горько, а одним словом верную суть выразил: в посмешище военные превратились, да ещё в такое ничтожное посмешище, что им теперь в прилюдных местах за одни погоны морды чистят. С огромным наслаждением!
— Годится! — глухо отозвался он — без радости, без горечи.
— По рукам! — Андрей ухватил кисть Фалолеева в живой замок, потянул к Кенту. — Разбивай!
Его проверенный дружок, медленно и манерно кривя губы, презрительно отстранился.
— Пошли вы! Арифметики хреновы!
Глава 11
Каждый советский полк с рождения одарен персональной святыней — боевым знаменем. Без боевого знамени военным никак, под его сенью Родине присягают, с команды «Знамя — внести!» любое торжество начинается, а не дай Бог, война — разворачивают защитники алое полотнище и вперёд, в атаку!
Нет ничего более почитаемого и оберегаемого, чем боевое знамя, потому как оно воплощение чести, а честь теряется лишь раз: не уберёг полк знамя — считай, законную смерть себе накликал. Для знамени не скупится полк на самое почётное, красное место, где будут лелеять боевой стяг и стеречь как зеницу ока.
Однако в любом полку ещё есть местечко, способное побороться со знаменем за народную любовь. Оно хоть с виду неприметное и от глаз спрятанное, потому как напрочь лишено пафоса и патриотизма, но военными весьма почитаемое. Это — касса.
Неравнодушие людское к маленькому окошечку объяснить просто — как рьяно ни служи, как ни возноси обязанности свои, как ни днюй, ни ночуй в казарме, а без денег в этой жизни никуда. С пустым карманом — всё равно что машине без колёс, птице без крыльев, зверю без ног. Так с незапамятных времён мир устроен, и товарно-денежные отношения даже великий коммунист Ленин не отменил.
Мимо знамени военный сто раз прошмыгнёт, сто раз рукой взмахнёт, а всё ж ни прибытка, ни убытка от этого, разве что моральное успокоение — приветствовать знамя по уставу положено. А с полукруглым окошечком ритуалы вытворять устав не требует, его офицеры и прапорщики исключительно из личных побуждений почитают. И сила в кассе сокрыта огромная, не слабее, чем в боевом знамени: профукал полк знамя — расформируют с позором; из кассы три-четыре месяца фигу покажи, и расформировывать не надо, все сами разбегутся. Потому день, когда открывается касса, особый в календаре день, а люди по ту сторону окошечка в полку не самые последние.
Главным распорядителем при полковой кассе состоял Гавриил Пегий — белокожий, насквозь
