У постели Кена сидит Барби. Она подносит чашку к его рту. Он пьет. Через бинты. Барби спрашивает Кена, как он себя чувствует. Кен отвечает, что лучше. Она сообщает ему, что с Джо покончено. «Хорошо», — говорит Кен. Барби наклоняется и целует бинты на его голове.
5. ВНУТРИ. САЛОН АВТОМОБИЛЯ. ДЕНЬ
Кен и Барби на передних сиденьях машины. Они в купальных костюмах. Напевают «Sweet City Woman». На голове Кена уже нет бинтов.
6. СНАРУЖИ. ЛЕТНЕЕ КАФЕ. ДЕНЬ
Джо и девушка-подросток сидят за столиком под зонтом. (На самом деле она сидит у него на коленях.) На ней только матроска Джо, ничего больше. Она говорит, что Джо ей всегда нравился. Джо отвечает, что замечал это. Девушка говорит, что никогда не делала этого раньше. «Неужели?» — удивляется Джо.
Кен и Барби подходят к столику. Барби восклицает: «Скиппер, как ты могла?» Джо советует Барби пойти на хуй и не лезть не в свое дело. Кен говорит, что это ее дело, потому что Скиппер — сестра Барби. Скиппер вскакивает с колен Джо и убегает. Кен бежит за ней. Он настигает ее, когда она садится в машину Барби. Скиппер заводит машину. Кен запрыгивает на багажник. Машина трогается. Слышатся крики Джо и Барби: «Стой! Стой!»
7. СНАРУЖИ. ЛЕС. ДЕНЬ
Скиппер едет (опасно вихляя из стороны в сторону) вниз по покрытой гравием дороге. Она кричит: «Что я наделала? Что я наделала?» Слышится слабый голос Кена, который все еще на багажнике. Он громко зовет Скиппер. На этот раз Скиппер слышит его крик. Она оборачивается. Машина врезается в дерево.
8. СНАРУЖИ. КЛАДБИЩЕ. ДЕНЬ
Джо и Барби крупным планом.
У обоих печальный вид.
КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ
Два гроба опускают в могилу. Джо и Барби в траурной одежде. Барби в черном платье. На Джо — черный костюм для подводного плавания (потому что это единственная черная вещь, которая у меня есть для него). Они плачут, повторяя: «Что мы наделали? Что мы наделали?»
3.19
Оказалось, однако, что наши дела не так уж хороши. Исполнительный продюсер была так расстроена нашими сценариями, что спросила, не хотим ли мы бросить все наши кинематографические начинания и вернуться к учебнику литературы для седьмого класса. Это был тяжелый момент. Очень долго исполнительный продюсер ходила по классу и объясняла нам, что она думает о наших сценариях. «Загрязнители космоса» Джеффри Смит-Гарни был, по ее словам, «плохо разработанным и необоснованным проектом». «Грязь и цветы» Нетти получили не более лестную характеристику.
— Букет лилий в грязи и неизвестно кто, напевающий «Эти глаза», — это не сценарий. Песня и картинка, Нетти, ничего не говорят об отношениях. Вы можете использовать такие вещи, когда станете известным режиссером, но пока, как я уже сказала, вы должны научиться работать с обычными вещами, а не играть с условностями, — сказала исполнительный продюсер.
Затем она в том же духе разобрала «безрадостный документальный фильм о коллекции ложек» Марги Скотт, «скучное объявление» Алистера Ченя о его семейной бакалейной лавке и, наконец, мою «жалкую мужскую фантазию».
Мы были уничтожены. Хотя мы и поняли лишь половину из сказанного ИП, но отдавали себе отчет в том, что непонятая половина содержала еще более жесткую критику. Конечно, были слезы. Первой заплакала Марги Скотт, что было неудивительно для ее чувствительной натуры. Нетти, всегда отличавшаяся завидной беспечностью, тоже пустила слезу. Даже у мальчишек глаза покраснели. Но я думаю, исполнительный продюсер этого и хотела — она хотела нас напугать. Она хотела, чтобы мы пошли домой и еще раз как следует обдумали наши сценарии. Когда она раздала нам наши работы, мы увидели, что все они были покрыты ее комментариями и предложениями по их улучшению.
— Я была строга к вам, — произнесла она, — но вы должны понимать, что это моя обязанность как исполнительного продюсера. Каждый из вас начал работу, которая имеет огромный потенциал. Я даю вам возможность не переписывать ваши сценарии, а просто включить в них мои замечания. Это большое доверие, не подведите меня. Когда ИП закончила, Марги подняла руку.
— Так вы сказали, что… — начала она.
— Что я надеюсь, вы обдумаете и учтете мои замечания, — ответила исполнительный продюсер устало, так, как будто все мы вдруг превратились в Стинсонов.
3.20
— Это все выглядит так, как будто исполнительный продюсер стала разочаровываться в группе.
— Ну да, наверное, так оно и было. Думаю, что частично ее реакция была хитростью. На самом деле она писала кипятком от наших сценариев.
— Чувствовали ли вы себя задетым?
— Конечно. Все мы чувствовали. Мы любили ее. Мы не хотели ее огорчать.
— Потому что она была удивительной?
— Потому что мы хотели, чтобы она любила нас так же, как мы ее.
3.21
В этот день после школы я зашел к Нетти домой. Мы были все еще расстроены тем, как исполнительный продюсер расправилась с нашими сценариями, но, поговорив между собой, пришли к выводу, что это была просто специальная тактика, чтобы сделать наши работы лучше. Потом Нетти сказала забавную вещь.
— Как ты думаешь, — спросила она, — что бы сделал в такой ситуации мистер Джинджелл?
Я не знал. Но я рассказал ей, что много думал о нем, не столько о том, что он делал с Тимми Уэйтом, сколько о том, что бы он сделал, будь он сейчас нашим учителем. Нетти кивнула. Фактически мы согласились, что по-прежнему любим мистера Джинджелла — так же, как мисс Синглтон. Нетти сказала, что думает о мистере Джинджелле каждый день: посадили его в тюрьму или, может быть, он работает сейчас учителем в какой-нибудь другой школе.
— Сомневаюсь, что он мог устроиться в другую школу после того, что случилось летом, — сказал я.
— Я думаю, — произнесла Нетти, — что, если бы мистеру Джинджеллу не понравились наши сценарии, он заставил бы нас их переделать.
Я согласился. Он всегда отличался прямотой.
— Не могу вспомнить ни одного случая, когда мистер Джинджелл ругал нас, как мисс Синглтон сегодня, — добавил я.
— Мне кажется, — возразила Нетти, — если бы мистер Джинджелл разозлился на нас, он бы долго злился, вроде как мистер Стинсон на мисс Синглтон.
Я снова согласился. Мистер Джинджелл был весьма последователен в такого рода делах. Но откуда она знала, что мистер Стинсон все еще сердится на мисс Синглтон? Когда я спросил ее об этом, она ответила, что подслушала разговор своей матери с мисс Мюррей. Ох! Некоторое время мы шли молча, потом
