сто долларов, чтобы я купил новую одежду для школы. Обычно мы ходили по магазинам вместе, но в тот год, полагаю, она решила, что я достаточно взрослый, чтобы самому делать покупки. Но я не понимал, зачем мне новая одежда. Меня вполне устраивала старая. Я ей так и сказал.
— Но разве ты не хочешь произвести хорошее впечатление? Не хочешь модно одеться? У тебя всегда был хороший вкус, — удивилась она.
— Нет, — заявил я ей, — абсолютно нет, теперь мне без разницы, что думают обо мне люди. Я хочу стать незаметным для всех.
— Но ты всегда носил джинсы и клетчатые рубашки, — услышал я от нее. — И потом, лучший способ оставаться незаметным — одеваться как все.
— Я ношу то, что мне удобно, — указал я ей. — Возможно, куплю носки и нижнее белье, но вообще предпочитаю ходить в магазин, когда в этом возникает необходимость, а не в связи с началом учебного года, когда все идут туда именно с этой целью.
Потом я услышал, как она говорит с миссис Смарт по телефону. Из реплик матери было понятно, что миссис Смарт убеждала ее не волноваться: просто у меня такой период в жизни.
Но это был не период. После отъезда Нетти я разработал план. Назвал его планом выживания, призванным помочь мне отучиться еще два года, остающиеся до окончания средней школы, не сойдя с ума. Решил, что буду ходить только на занятия, делать все, что положено, а потом сразу возвращаться домой. Никаких тренировок, игр, клубов, танцулек, вечеринок. Никакого общения. Ни с кем. Отношения между мной и «Пойнт-Грей-секондери» будут исключительно деловыми. А освободившееся время я посвящу своей личной жизни. И если сие означало уход из юношеского века, кого это волнует? На хрен Нетти. Ее совет начисто лишен здравого смысла, раз она оставила меня в таком состоянии.
13.2
— Вот тогда вы усовершенствовали детектор лживости.
— Совершенно верно. Детектор служил навигационным устройством, по которому я прокладывал путь в этом мире. С его помощью я распознавал людей.
— Вы проверяли на нем себя?
— Иногда.
13.2а
Модель детектора лживости
(с бриллиантовым центром)

13.3
Мои дни проходили следующим образом. Я вставал, шел в школу, честно отсиживал на всех уроках. Возвращался домой в полдень, ел, случалось, дрочил. Перед возвращением в школу ставил пластинку, которая помогала протянуть вторую половину дня. «Рамонес», скажем. Или Игги Попа. Все это я покупал у Робина Лока.
То же самое повторялось и после школы. Я приходил домой, ел, спускался в подвал, где курил гашиш и учился играть на гитаре. Читал, рисовал в старом альбоме, который прикупил на какой-то распродаже. Просто сидел, обкуренный, и слушал стереосистему, которую мне подарили на день рождения. Иногда снова дрочил. Но главным образом думал.
Время от времени сестра спускалась вниз и доставала меня. Она злилась, потому что я ясно дал ей понять: подвал мой, и как только я избавлюсь от страха перед пауками, так сразу переберусь туда жить, поэтому ей пора воспринимать подвал как мою комнату. Я сказал это матери, и она пообещала передать все сестре. Мне повезло, и я подслушал этот разговор. Мать сказала, что мне уже шестнадцать, а потому мне требуется больше места, чем раньше. Но мою сестру это не убедило. Ей исполнилось двенадцать, и она хотела знать подробности.
Бывало, я приходил из школы, выкуривал косяк, дрочил, потом прибирался по дому. Из клиники моя мать всегда возвращалась жутко уставшей, вот я и понял, что лучший способ прибавить ей сил — показать, что я готов освободить ее хотя бы от части домашних хлопот. Какой — не имело значения. Прополоть сорняки, пропылесосить… иногда даже взбить подушки. Главное — чтобы она видела результаты моего труда, однозначно указывающие, что я стараюсь поддерживать порядок в фамильном гнезде. Какое-то время спустя работа по дому вошла у меня в привычку. И вот тогда я понял, что она может приносить определенные дивиденды, скажем, если мне требовались деньги на какую-нибудь покупку или разрешение сделать что-то такое, о чем раньше она никогда не слышала. Я этим умело пользовался.
Я также устроился на работу. В только что открывшуюся забегаловку в Керрисдейле, где продавали рыбу и чипсы. Два раза в неделю. По вторникам и четвергам. Работа мне нравилась, потому что работал я один. Клиенты в основном звонили, а потом приходили за заказами. Люди это были сплошь незнакомые, разговоры велись по минимуму: привет, благодарю, все хорошо, до свидания. И босса я видел крайне редко. Для меня в то время — идеальный вариант.
13.4
— Джон и Пенни обычно приходили по вторникам.
— Совершенно верно.
— Садились за столик около прилавка. Но через несколько недель начали уносить заказ с собой. А к Рождеству вообще перестали приходить.
— Точно.
— С ними вы повели себя грубо.
— Я им не грубил, просто занимался своим делом.
— Вы с ними практически не разговаривали.
— Я говорил, когда возникала необходимость. Я работал.
— Но вы не могли не понимать, что обижаете их.
— Естественно.
— Значит, вы этого хотели? Обидеть этих людей?
— Я не обращал на это внимания. Они стали для меня такими же, как все остальные. Средним классом. Теперь они кардинально отличались от той пары, которую я знал в седьмом классе.
13.5
В свободные от работы вечера я делал домашние задания и читал. Телевизор практически не смотрел, заглядывал в гостиную, лишь когда в очередной раз показывали «Мэри Хартман, Мэри Хартман». Спать ложился в одиннадцать, всегда дрочил, только так и мог заснуть.