журнала. Вспомнил, как мы с Нетти пытались добраться до мусорного мешка Биллингтона, как она терлась об меня. Почувствовал, что член у меня дернулся. Рука Робина между тем уже лежала на моем колене. Потом она двинулась выше. Я подождал, пока его голова ткнулась мне в пах, прежде чем отвести глаза от журнального разворота.
Меня удивила крепость моего члена: я же не находил Робина привлекательным, но какое-то время спустя значения это не имело. Рот, он и есть рот. Он расстегнул мой ремень, потом пуговичку, потом молнию. Я приподнял зад, чтобы он мог стянуть джинсы, наблюдал, как он устраивается между моих ног, разводит колени ребрами ладоней. Я почувствовал мошонкой шершавость обивки дивана, потом теплая рука Робина обхватила основание моего члена, потянула его к себе, в дело вступил язык. Вторая рука начала мягко обжимать яйца. Мошонка затвердела, яички прижались друг к другу. Ощущения мне нравились. Я напряг мускулы зада, и член запульсировал. Робин посмотрел на меня, улыбаясь. Я свои закрыл. Он попросил меня повторить.
— Закрыть глаза?
— Нет, — прошептал он. — То, что ты проделал членом.
Я повторил.
— О, мне это нравится, — прошептал он с придыханием. А потом обхватил член губами и попытался как можно ниже спуститься по нему. Я почувствовал, как головка во что-то уперлась у него в горле. Он спустился еще ниже. И еще. Умел он это делать.
Я мог бы кончить, но решил, что не стоит. Что-то меня удерживало, убеждало погодить. Наверное, мне хотелось чего-то большего, не только того, чтобы у меня отсосали. Может, я собирался выдрать его в жопу. А может, нет. Нетти как-то сказала мне, что есть геи, которые не занимаются этим дерьмом. Она описывала их как самых продвинутых. Так Робин — продвинутый? Но если он продвинутый, почему мой член у него во рту? Нетти говорила, что продвинутые и не сосут.
Робин вытащил мой член изо рта, пару раз пожал. Убрал руки.
— Мне нравится твой член. — Теперь его голос, вдруг осипший, звучал над моей головой.
Я открыл глаза. Робин стоял передо мной, уже вытащив рубашку из джинсов. Начал расстегивать пуговицы, сверху донизу. Я смотрел на его лицо, а он — на свои руки, расстегивающие пуговицы. Он выглядел другим. Не таким, как прежний Робин. Таким я его никогда не видел. Он указал на мой член.
— Отличный, знаешь ли. И по форме. И по толщине.
Я пожал плечами. Тогда он спросил, не хочу ли я лечь. Я собрался ответить, что еще не устал, но понимал, что шутка только все испортит.
Я никогда не видел Робина голым. Видел только его руки, бледные и волосатые. И тело у него бледное и волосатое? Возможно. А как насчет члена? Какой он у него? Я вновь подумал о руках, о длинных тонких пальцах. Потом вспомнил книгу «Счастливая шлюха», которую нашел у матери. В ней говорилось, что размер члена можно определить по форме рук. Тогда я еще посмотрел на свои руки и подумал: эта Ксавьера Холландер чертовски умна.
Робин предложил мне следовать за ним. Поначалу я семенил в спущенных до щиколоток джинсах. Помнится, думал при этом, до чего глупо я выгляжу. Поэтому остановился, чтобы снять кроссовки и джинсы. Робин тем временем снял рубашку и бросил на мои уже лежащие на полу джинсы. Я посмотрел на эту кучу одежды и подумал: вот что остается от человека, тело которого бесследно исчезает.
Шторы сдвинуты, в спальне темно. Мы раздевались под скрежет тормозов грузовика. Мне оставалось снять только рубашку, так что разделся я первым. И что теперь? Я повернулся к Робину. Он стоял ко мне спиной. Даже в темноте я видел, что тело у него волосатое. Потом он раздвинул шторы. В спальню хлынул свет. Снаружи — Английская бухта, облака, виндсерфисты, яхты. Робин повернулся. Я получил еще одно доказательство правоты Ксавьеры Холландер: член Робина еще до конца не встал, но оказался длинным и тонким, под стать длинным тонким пальцам.
— Ложись, — сказал мне Робин.
Я лег. Робин опустился на колени по другую сторону кровати.
— Придвинься.
Я придвинулся. Он наклонился, провел ладонью по моей груди, потирая соски, заставляя их подняться. Ловко. Что теперь? Может, мне предстояло что-то сделать? Я протянул руку и ухватился за основание его конца. Почувствовал, как прибывает в него кровь. Моя рука словно завибрировала. Я знал; стоит мне отпустить член, как он подпрыгнет. И он подпрыгнул. Встал под углом в сорок пять градусов. Я же хотел, чтобы он встал вертикально. Нетти однажды рассказала мне об одном своем парне, у которого стоящий член прижимался к животу. Поэтому я вновь потянулся к члену Робина, но он перехватил мою руку и опустил ее на мой член.
— Покажи мне, как ты играешь с собой.
Я показал. А Робин, все еще стоя на коленях, поиграл со своим, капли пота с его лба падали мне на грудь. Когда мой член достаточно раздулся и встал, я посмотрел на Робина.
— Не останавливайся, — попросил он.
Я закрыл глаза и продолжил гонять шкурку. Тут Робин наклонился и сунул язык мне в рот. Этого я не ожидал. До чего противно! Кровь отхлынула из моего члена, словно где-то прорвало дамбу. К счастью, он больше не лез ко мне с поцелуями. Перебросил ногу через меня, повернулся спиной, словно готовясь занять позицию шестьдесят девять. Его яйца оказались на уровне моей переносицы. Я взялся за его член, поиграл с ним, мой большой палец залез под головку, исследуя те места, которые больше всего возбуждали меня.
Если отбросить тот факт, что член Робина, как и говорила Ксавьера, по форме напоминал пальцы рук, в остальном он разительно отличался от других частей тела. Сам он был низенький и пухлый, тогда как член — длинный и тонкий, словно принадлежал более высокому мускулистому человеку. На бледном теле Робина его член выделялся своей смуглостью. Крайняя плоть была еще темнее. Но более всего меня удивила головка. Я вытащил член Робина изо рта и оттянул крайнюю плоть. Головка светилась синевой. «Какой странный цвет, — подумал я. — Будто драгоценный камень». Но тут Робин просунул руку между ног и вернул член мне в рот.
— Делай что делал. — И я продолжил сосать.
Солнце пробилось сквозь облака, белый свет сменился желтым. Яйца Робина висели надо мной как какой-то фрукт. Кожа, тонкая, красная, растянулась под их тяжестью. Помнится, я подумал, что его мошонка очень уж напоминает маленький зад, может, зад маленького старичка. Я вытащил член изо рта, приподнял голову, чтобы полизать его. Его яйца вкусом напоминали соль, пахли, как масло, на котором я жарил рыбу. Я взял одно в рот, почувствовал, как оно подпрыгнуло. Но Робин опять сунул мне в рот свой член.
К сожалению, его задница не оказалась аппетитной. Мне не нравилось, что кожа у него такая белая, а волосы темные. Слишком резким получался контраст. А анус просто отталкивал меня. Слишком черный, чтобы быть здоровым. Я вспомнил слова Нетти о хобо[24]: у них всегда черные анусы, потому что они подтираются газетой. Вот я и вернулся к его яйцам, чтобы забыть об анусе.
Члены у нас стояли как каменные. Я вновь приближался к оргазму, когда стал гадать, а что теперь. Наконец спросил:
— Ты хочешь, чтобы я кончил?
От моих слов Робин спрыгнул с кровати и выбежал из спальни. Очень по-женски. Я встал на колени, руками не позволил члену упасть. Он вернулся с тюбиком вазелина. Выжал на руку, подул:
— Так он быстрее прогреется.
Я проделал то же самое: выжал, подул.
— Теперь намажь свой член.
Я намазал, а Робин сунул руку с вазелином себе между ног.
— Вставь мне в зад, хорошо? — Он развернулся на четвереньках, нацелив на меня свою волосатую жопу.
Я прижал член к расщелине, поводил вверх-вниз. Волосы жесткие, и их много. Это тебе не гладенький зад Нетти. Чтобы забыть о мерзкой жопе Робина, я закрыл глаза и подумал о ней. Не о моей неудавшейся попытке в каньоне Линна, а о том, что мы делали в подвале Рагнарссонов. И теперь на ощупь зад Робина уже не вызывал отвращения. Я сунул руку между его ног, ухватил его член, прижал в животу, потер. А потом
