— Да неужто сердце ей не подсказало? — ахнула Яра и взмахнула руками.
Сверкающий ободок соскользнул с тоненького пальчика и без всплеска ушел в воду.
— Ой! — Яра в испуге прижала пальцы ко рту.
— Вот тебе и «ой», — наставительно сказал Всеволод, — я ж тебе говорил — потеряешь. Влетит? — спросил он. Девушка только кивнула, не отводя взгляда от точки на воде, куда упало колечко.
— Да ладно, не горюй, — мальчик встал, расстегнул пояс и рывком стащил через голову рубаху, — сейчас я его достану.
— Ты что! Где ты его достанешь, течение-то какое! — Яра едва не плакала. — Оно, поди, уже у островов.
— Оно же золотое. Значит — тяжелое. Далеко не уплывет. Тут рядом лежит. Я его найду, — пообещал Всеволод и нырнул в теплую воду.
…Она была прозрачной, и лучистое кольцо Яры мальчик заметил почти сразу. Оно блистало в самых зарослях длинной колыхавшейся травы. Всеволод знал, как опасно забираться в такие места, но там наверху Яра ждала свое колечко. Он отвел руками зеленую бороду и сцапал желтый ободок с синей искоркой в нем. И, с немалой радостью предвкушая, как восхищенно ахнет девушка, рванул назад, к свету.
А и не тут-то было! Потревоженная «борода» крепко оплела его ногу, вцепилась, словно вражьи руки. Мальчик дернулся раз, другой… Трава держала крепко и не собиралась отпускать свою добычу. Мальчик привычно потянулся за ножом, но тут же вспомнил, что подарок отца остался там, у костра, где две семьи собрались проводить седмицу. Он забился, как рыба в донке, и едва не «схватил огурца», но вовремя опомнился. Сберегая остатки воздуха, он тихонько, скупым и осторожным движением опустился вниз и вгляделся в зеленую бороду. Да-а, намудрил водяной дед, накрутил, напутал. Но распутать можно. Побольше бы времени, Всеволод справился с закрытыми глазами. А тут легкие уже начинали гореть. А пуще этого подгоняла мысль, что там, наверху, Яра с тревогой вглядывается в воду и, заметив неладное, не преминет позвать на помощь. И прибегут батя с дядькой Мстиславом, да найдут его, уже отрока, спутанного, как лягушонок. Ой, стыдно-то будет! Да и влетит почище, чем Яре за колечко.
Подгоняемый этой мыслью больше, чем близкой опасностью, мальчик тянул и рвал зеленые пряди, но чем больше он их дергал, тем туже затягивался узел на лодыжке. Мелькнула предательская мысль что ему, пожалуй, и не спастись. А сразу следом за ней — другая: разве же Водяной дед враг ему, мальчишке из рода Волка? Да быть того не может! Всеволод даже улыбнулся и, внезапно успокоившись, мысленно попросил: «Ну, будет уже, дедушка. Понял я все. Пусти, а…»
И борода, словно ждала этого, немедленно развязалась, а большая и мягкая водяная лапа подтолкнула мальчишку назад, к воздуху и свету.
Сколько он был под водой? Две минуты? Три? Вряд ли больше, Всеволод никогда не умел задерживать дыхание надолго. А показалось — вечность. Хватаясь за мостки одной рукой, он шумно дышал, пытаясь прогнать предательское головокружение и остановить хоровод блестящих звездочек в глазах. И не сразу понял, что Яры нет.
— Ну, как есть, помчалась за помощью, — недовольно пробормотал он, отплевываясь и вылезая из воды. Надежда на то, что происшествие удастся скрыть и избежать наказания, испарилась.
Он вылез, отряхиваясь и отфыркиваясь, словно большой пес. И вдруг даже не заметил, а, как тот же пес, почуял неладное. Вдоль позвоночника скользнула холодная змея. И уже в следующую секунду он понял, что его насторожило: звук чужого мотора. Причем, спроси его, чем мальчишке не понравился звук — ведь не сказал бы. Мотор как мотор, мало ли на их речке катеров. Но вот поди ж ты — насторожил. Он машинально натянул рубаху на мокрое тело, застегнул ремень.
Всеволод хотел было кликнуть Яру, но почему-то не стал, и, сам себе удивляясь, молча рванул на высокий берег.
От костра поднимался ровный и густой столб темного дыма, словно его потушили, опрокинув туда котел воды. Но зачем тушить костер? Они не собирались покидать гостеприимный берег так рано, дома хотели быть лишь ближе к ночи. А то и заночевать, если дождя не будет.
Вокруг были как попало разбросаны коврики, лежали перевернутые миски, валялся нож. Его нож. Инстинктивно Всеволод подобрал его и сунул в ножны на поясе. Что случилось? Где все? Отец, мама, братик Дан, сестричка Изяслава? Дядя Мстислав и тетя Лада? Где Яра? И почему же, боги светлые, тихо-то так кругом?
Не помня себя, Всеволод бросился туда, где ему послышался звук чужого мотора. Туда, где качался в легкой волне и их собственный большой катер.
Но катера не было. Ни родного, ни чужого.
Всеволод покрутил головой, стараясь поймать звук мотора и яснее определить направление. Куда они все делись, пока мальчик, как лягушонок, бултыхался в воде? И, главное, зачем? Не могли же они его тут бросить. Да и все остальное… Батька первый всыпал бы сыночку по первое число, оставь он где-нибудь дымящий костер. Что такое лесной пожар в их роду понимали все.
Взгляд мальчика упал на траву под ногами. Это же… Эти бурые капли — кровь?
Он упал на колени и втянул воздух носом. Кровь. Не ошибешься. Запах свежей крови ни с чем не перепутаешь. Что-то случилось. И ушли родичи не сами, — понял Всеволод, — их увели. Кто? Разбираться некогда — нужно спасать!
Мальчишке даже в голову не пришло, что он мало что может один против того, кто справился с двумя взрослыми мужиками, далеко не последними в роду воинами. Он даже не подумал о том, что вряд ли сможет пешком, по берегу, нагнать быстроходный катер. Он просто бросился за звуком мотора, стараясь, как учили, сберегать дыхание. Заблудиться он не боялся — чай, катера посуху не ходят, а река — вот она, никуда не денется.
Он бежал вдоль берега, чуя кожей, что время на исходе, что он не успевает. Звук чужого мотора давно заглох вдалеке, лишь иногда ветер доносил что-то похожее на слабый рокот, который с каждым разом становился все тише и тише. Всеволод приналег, не обращая внимания на ставший неровным берег, и едва не поплатился за это, чуть не подвернув ногу. Сгруппировавшись, он снова вскочил, цепляясь руками за землю, и снова рванул вперед, почти касаясь кончиками пальцев земли. Жуткое неудобство от такого способа передвижения исчезло почти мгновенно. Тело перераспределило тяжесть на две передние конечности, бег стал куда быстрее, прыжок — длиннее и мягче. Всеволод сначала испугался оттого, что мгновенно ухудшилось зрение, мир потерял краски и словно подернулся дымкой, да и угол зрения сместился. Но зато в уши ударили звуки: шелест воды, шум ветра в лесу, крик птиц. И самое главное — отчетливый звук ДВУХ моторов, одного — очень знакомого. Мальчик повел носом и различил тянущиеся за катерами запахи сгоревшего топлива, железа, крови и слабый уже, но хорошо различимый запах своих. Родичей. Волковых.
Он бросился следом за теми, кого неизвестные увозили на катерах явно с недоброй целью, бросился на четырех лапах, держа по ветру длинный вытянутый нос-радар. Сила предков, как и говорил дедушка Артай, проснулась, лишь возникла в этом нужда.
Радоваться этому было некогда. Гордиться тоже. Всеволод припустил изо всех сил и почувствовал, что нагоняет шустрые моторы.
Всеволод лежал, укрывшись в траве высотой в полколена, чуть не в десяти шагах от корявой бревенчатой избы или, скорее, сарая, правда, с трубой. Должно, какое-то отопление тут было. Сарай был заперт на задвижку, а у самых дверей прямо на поваленном бревне сидел здоровый детинушка, белобрысый, в холщовых портках, кое-как заправленных в сапоги, и рубахе без знаков рода. Разобрав это, волчонок прижал уши и еле сдержал тихий рык.
О том, что на островах раньше были разбойники, про то Всеволод знал. Но он также знал и то, что на разбойников этих дружина поместная ходила. Потрепали татей знатно, вроде бы ни один не ушел. Но тому лет пять как минуло. И с тех пор всегда было тихо. Так что же это — опять?
Волчонок осторожно повел носом. Он не ошибся. Они все были здесь. Кто-то ранен, пахло кровью. Родной кровью. Всеволод не знал, как это получается, но ошибиться или перепутать такие вещи было совершенно невозможно, как невозможно спутать соленое и сладкое или горячее и студеное.
