губ.
– Что ты говоришь? – переспросил Пилигрим, просто чтобы снова увидеть, как жемчужно посверкивают её зубы между двумя мягкими алыми лепестками роз.
– Не смотри на меня так.
– Как? – спросил Пилигрим, не отрывая взгляда от её губ.
До него стал доходить смысл назиданий Дедала: твёрдо смотреть на женские прелести нужно только в том случае, если ты действительно не можешь оторвать взгляд. Сейчас он не мог. Вот просто убейте не мог.
Яна погрозила ему пальцем.
– Будто поцеловать собира…
Слово повисло в воздухе, потому что Пилигрим нагнулся и поцеловал её в губы. Не впился в них, как клещ во вчерашней киношке, а просто попробовал на вкус: какие они? Губы оказались теплые и сладкие от коктейля. Он попробовал снова. Яна не отвечала на поцелуй, да этого и не требовалось: никогда в жизни Пилигриму не было так хорошо. Он мог бы просидеть на этой скамейке всю оставшуюся жизнь, подставив кроссовку под маленькую женскую ногу и время от времени наклоняясь, чтобы попробовать на вкус её губы.
«Не много же тебе надо», – высказался внутренний циник. «Нет, – поправил Пилигрим, – это очень много».
Он наклонился снова, но Яна уперлась холодной ладошкой в его щёку.
– Не надо больше, – сказала она печально, без кокетства. И повторила: – Где мои пятнадцать лет?
– На Большом Каретном, – пробормотал Пилигрим.
– А где меня сегодня нет?
– Да все там же. – Пилигрим поймал её руку и неловко поцеловал. – Извини, я больше не буду.
– Никогда не извиняйся перед девушкой за поцелуй, – назидательно сказала Яна, превращаясь в ОПЫТНУЮ НАСТАВНИЦУ. – Это просто неприлично: сначала поцеловать, а потом извиниться.
– Ладно, в следующий раз я сначала извинюсь, а потом поцелую.
Они засмеялись. Странно, но Пилигрим не испытывал ни малейшей неловкости. Было немножко грустно, немного смешно и очень-очень хорошо. Когда они с Анькой Некрасовой целовались в первый раз, Пилигриму было ужасно стыдно: словно при всех на горшке сидел. Может, потому, что Анька без конца норовила продемонстрировать ТЕХНИКУ и лезла в рот языком, а Пилигриму это категорически не нравилось. А может, ему не нравилась Анька, фиг его знает. После третьего поцелуя Пилигрим стал пробираться в школу задворками, чтобы не нарваться на засаду в лице Некрасовой.
– Можно на неё посмотреть? – спросила Яна.
Пилигрим вздрогнул. Невероятно, но Яна каким-то чудом просекла его мысли. Говорят, женщины, как кошки, обладают шестым чувством.
– Зачем она тебе нужна? – спросил Пилигрим. Хотел добавить, что никакая Анька и вообще никакая другая девчонка рядом с Яной даже не стояла. Хорошо, что не добавил.
– Просто интересно. Никогда не видела картину пятнадцатого века, висящую на стене обычной квартиры.
«Фу-у-у», – выдохнул Пилигрим. Чуть было не нарвался.
– Я спрошу у деда, – пообещал он.
– Правда?
– Конечно. Завтра же и спрошу.
Яна оторвалась от его плеча и наклонилась, разыскивая туфельку. Пилигрим быстро перехватил инициативу и снова опустился на одно колено. Перед тем как надеть туфельку, сжал теплыми ладонями холодную ступню.
– Ты совсем замёрзла.
– Вообще-то да, – призналась Яна. – Димка, мне пора домой.
Пилигрим опустил голову, чтобы она не видела его глаз, и осторожно обул босую ногу. Все хорошее кончается очень быстро, к этому надо привыкать.
– Не больно?
Яна встала и сделала пару шагов. Повернулась и улыбнулась.
– Знаешь, нет. Ты просто волшебник.
Пилигрим взял её за руку и повёл к дороге.
– Ты куда? – не поняла Яна. – Мне в метро.
– Будешь ты с больной ногой по вагонам мотаться. Поедешь на такси. – Пилигрим махнул рукой, останавливая первую попавшуюся машину с шашечками. Открыл дверцу, протянул шофёру пятьсот рублей: – Отвезите девушку, куда скажет. Только без происшествий.
– Бу сделано, – отозвался пожилой водила.
Пилигрим на всякий-провсякий наклонился и засветил его карточку на приборной доске.
– Садись, – сказал он Яне и распахнул заднюю дверцу.
– Ты не дал мне забрать цветок из бара, – пожаловалась она.
Пилигрим махнул рукой.
– Забудь, другой купим. – Сделал паузу и бодро произнес: – Ну что, пока?
Максимум, на что он рассчитывал при прощании – это на дружеский поцелуй в щечку. Но чудеса иногда случаются. Яна приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Поцелуй был таким долгим и нежным, что Пилигрим потерял равновесие и ухватился за распахнутую дверцу машины.
– Я позвоню, – шепнула Яна.
Пилигрима окутал прощальный запах её духов, и дверца захлопнулась. Он постоял у края дороги, провожая машину абсолютно невидящим взглядом, и, спотыкаясь, направился к подземному переходу.
Спускаясь по лестнице, он почему-то постоянно натыкался на разных людей. Пару раз его обматерили, пару раз оттолкнули, пару раз посоветовали протереть шары. На все словесные экзерсисы Пилигрим отвечал словом «пардон» и глупой улыбкой.
Входя в метрополитен, он так звезданулся лбом о стеклянную дверь, которую забыл открыть, что сердобольная бабушка, шедшая следом, громко вскрикнула:
– Что же ты, сынок! Смотри, куда идёшь! Так и дверь разбить можно!
Два милиционера, скучающие у касс, заметно оживились. Перехватив Пилигрима по дороге, они сначала проверили у него документы. Проверка не доставила: прописка была на месте.
– А ну-ка дыхни, – потребовал первый мент.
Пилигрим выдохнул воздух. Мент брезгливо принюхался и переглянулся с напарником. Оба одновременно вздохнули, и второй мент, ростом пониже, велел:
– Давай иди отсюда.
Первый мент проводил взглядом спотыкающегося высокого парня и двинул гипотезу:
– Прямо как по небесам топает.
И сам того не зная, попал в точку.
Глава десятая
Набирать этот номер очень не хотелось, но выбора не было. Артём превозмог усталость и нежелание разговаривать.
– Здравствуй, это я, – сухо сказал он, услышав знакомый голос. – Да, это правда. Откуда ты знаешь, кстати? Ах, в новостях передавали… Слушай, нам срочно нужно увидеться без свидетелей. Где я сейчас? – Артём остановился и обвёл взглядом Смоленскую набережную. – Рядом с аукционным домом. К тебе? Ладно, подъеду. Диктуй адрес.
Через пятнадцать минут Артём держался за холодный металлический поручень в вагоне метро и думал: вот и кончился этот кошмарный день.
