вымокла, как будто во время самого сильного ливня где-то пряталась.
Они смотрели друг на друга в упор невидящим взглядом. Оба были заняты своими мыслями. Кэтрин опомнилась первая и улыбнулась:
— Давайте-ка лучше уйдем с дороги, иначе из-за поворота может вылететь другой лихач, и тогда нам точно конец! Отвезите меня домой, а я напою вас чаем. Вам он, похоже, не помешает, как и мне.
Ратлидж отнес велосипед в машину. Кэтрин помогла его погрузить в багажник. Как ни странно, Ратлиджу показалось, что велосипед каким-то образом вытеснит с заднего сиденья Хэмиша. Не дожидаясь, пока он откроет дверцу, Кэтрин обошла машину и села на пассажирское место.
Ратлидж завел мотор, сел за руль и спросил:
— Где вы прятались от дождя?
— У Холдейнов. Их сейчас нет дома, но я зашла за книгой, которую мне обещал Саймон. — Она достала из корзинки большой, тщательно обернутый пакет и положила его себе на колени. — Он привез ее из Парижа и решил, что мне будет интересно… Книга об импрессионистах… Вы их знаете?
По пути они говорили об искусстве. Войдя в дом, Кэтрин велела слуге достать велосипед. Не оборачиваясь, она повела гостя в студию. Положила книгу на табурет, сняла шляпу и пальто и сказала:
— Снимите пальто, тогда оно высохнет быстрее.
Ратлидж послушался и огляделся в поисках стула, на спинку которого можно было бы повесить пальто.
Кэтрин вздохнула:
— Да, сегодня Мейверс задал всем жару в Аппер-Стритеме! Что вы думаете о его маленьком представлении?
— Он притворялся? А может, обиделся?
Кэтрин пожала плечами:
— Кто знает? И кому какое дело? Главное — он всех облил грязью. По-моему, он делал это с искренним наслаждением. Бичевал пороки. Бедняга, он только так и может всем отомстить — злыми словами. На его мысли никто и внимания не обращает.
— Возможно, именно поэтому он убил Чарлза Харриса.
— Да, наверное, чтобы мы наконец заметили его. Лично я не стану возражать, если его арестуют и увезут в Лондон или еще куда-нибудь! Мне совсем не нравится, когда мою жизнь разбирают по косточкам на потребу половины жителей Аппер-Стритема, да нет, не половины, а всех! Все будут сплетничать. Не о том, что Мейверс говорил о них самих, а об остальных. Тем, кого там не было, вскоре покажется, что и они присутствовали при обличении.
Кэтрин ходила между картинами, трогала их, не глядя; видимо, ее утешало само сознание, что они рядом.
— Весьма неприятная картина человеческой натуры.
— О да. Я давно поняла: жизнь никогда не бывает такой, какой вы ожидаете. Вам кажется, что вот- вот наступит счастье, вы готовы схватить его, видите его, пробуете на вкус, от всей души надеетесь, что познаете его целиком, а оно ускользает.
— У вас есть ваше искусство.
— Да, но искусство — принуждение, а не счастье. Я рисую, потому что не могу иначе. А люблю я потому, что хочу, чтобы меня любили в ответ… Точнее, хотела.
— Вы когда-нибудь рисовали Рольфа Линдена?
Застигнутая врасплох, Кэтрин Тэррант замерла.
— Однажды. Всего… один раз.
— Можно мне взглянуть?
Кэтрин нехотя подошла к стенному шкафу, отперла его ключом, который достала из кармана. Вынула оттуда большой холст, обернутый в материю. Ратлидж направился было к ней, собираясь помочь, но она жестом велела ему оставаться на месте. Через стеклянные панели над головой лился свет. Кэтрин развернула мольберт, поставила на него картину и сдернула покрывало.
Ратлидж подошел ближе, чтобы взглянуть на портрет, и у него перехватило дыхание.
Он увидел грозовое небо, просверк молнии; тяжелые, темные тучи приближались к зрителю, в отдалении мерк слабый свет. Между светом и тьмой, где-то посередине, стоял мужчина. Он с улыбкой оглядывался через плечо. Ратлидж решил, что еще не видел более гнетущей картины. Он ожидал вихря эмоций, отрицания, нежелания смириться с потерей, горя, отчаяния… А художница изобразила полное уничтожение, такую пустоту, где царила только боль.
Такая боль была ему знакома. Неожиданно он понял: такую боль испытывает сейчас и Леттис Вуд. Вот почему его так влечет к ней! Вот что нашло отклик в его сердце.
Кэтрин следила за выражением его лица; она не могла слышать Хэмиша, зато увидела искру страха, узнавания и отклика, всколыхнувшего его душу. Ну а Хэмиш… Хэмиш плакал навзрыд.
— Вы никогда не выставляли ее… — Вот все, что ему удалось сказать, чтобы нарушить неловкое молчание.
— Да, — решительно ответила она. — И не выставлю!
Горничная принесла чай. Кэтрин быстро накрыла картину и спрятала обратно в шкаф, словно в мавзолей своей любви. Налив чай Ратлиджу, а потом и себе, она неуверенно спросила:
— Вам… ведь тоже такое знакомо, да?
Ратлидж кивнул.
— Вы… расстались из-за войны?
— Да. Но она еще жива. Иногда это даже хуже.
Она протянула ему сахарницу. Ратлидж положил себе сахар, налил сливки. Простые, привычные движения успокаивали.
— Куда вы так неслись, когда чуть не задавили меня? — спросила Кэтрин, наконец садясь и позволив гостю сделать то же самое. Сменив тему, она словно захлопнула приоткрывшуюся было дверцу.
— Все равно. Лишь бы подальше от Аппер-Стритема.
— Почему?
Чтобы не встречаться с ней взглядом, Ратлидж потянулся к блюду, на котором лежали маленькие кексы с глазурью.
— Хотел подумать.
— О чем?
— Хватает ли у меня улик для того, чтобы завтра утром арестовать Марка Уилтона за убийство Харриса.
Он услышал, как она тихо ахнула, но ничего не сказала.
Подняв голову, Ратлидж спросил:
— Зачем вы шли за Дэниелом Хикемом в четверг, когда заговорили со мной? Нет-нет, не пытайтесь ничего отрицать! Вы остановили его, поговорили с ним, а потом дали ему денег.
— Мне стало его жаль… Сейчас уже почти никто не помнит, но до войны он был очень хорошим краснодеревщиком. Лучшим, чем его отец. Он делал багет для моих первых картин. И этот мольберт тоже он смастерил. А сейчас… у него так дрожат руки, что он и гвоздя не удержит, не говоря уже о более тонкой работе. Иногда я ему помогаю.
— Нет. Вы хотели знать, что он сказал про Уилтона. Понятия не имею, кто рассказал вам про Хикема. Скорее всего, Форрест.
Ратлидж сразу понял, что его догадка попала в цель. Кэтрин Тэррант не умела скрывать свои мысли и чувства так же хорошо, как Леттис Вуд.
— Ну ладно, вы правы. Я боялась за Марка. И до сих пор боюсь. Он бы ни за что не убил Чарлза! Вы приехали сюда из Лондона, засыпаете всех вопросами, что-то предполагаете… Вы судите людей, хотя и прекрасно понимаете, в каком они сейчас тяжелом положении. Но ведь вы не пробовали встать на место того, кого обвиняете! Вы не успеете узнать нас за несколько дней. У вас нет такого дара!
Когда-то был. Когда-то… Не желая отвлекаться, Ратлидж ответил:
— У него были для этого средства. Возможность. Мотив. Все сходится. Все стало явным.
