другой человек. Она больше не узнавала его. Более того, и я не уверен, что она — та самая девушка, которую помню я. Она продолжала жить в мире, связь с которым я утратил. Мне до сих пор никак не удается вернуться назад в тот мир. Я пришел с войны, рассчитывая повернуть время вспять. Но сделать этого нельзя. Так не бывает. — Ратлидж замолчал, вдруг сообразив, что он даже Франс ни в чем подобном не признавался.
— Да, — просто ответила Леттис Вуд. Хотя Ратлидж отвернулся, она видела его отражение в темном стекле. — Повернуть время вспять невозможно. Нельзя вернуться туда, где безопасно и уютно.
Ратлидж по-прежнему стоял к ней спиной; мысли его блуждали далеко.
— Инспектор Ратлидж, — сказала Леттис, — не взваливайте на меня еще одну ношу. Не просите принять решение за Марка Уилтона.
— Я уже сделал это, придя сегодня сюда.
— Черт вас побери!
Он обернулся. Ее лицо превратилось в застывшую маску гнева и боли.
Неожиданно он все понял. Ответ появился из ниоткуда, как будто прилетел в ночи. И все же Ратлидж знал, что их с Леттис объединяет боль потери. Он ведь с самого начала угадал в ней родственную душу.
Леттис Вуд горевала не по Марку Уилтону. Она горевала по Чарлзу Харрису. И любила она Чарлза Харриса, который не дал ей выйти за Уилтона. Харрис отменил свадьбу, потому что сам хотел жениться на своей подопечной, а она… хотела получить его.
Леттис заметила выражение его лица и догадалась, что раскрыта. Во мгновение ока она соскочила с дивана, собираясь выбежать из комнаты, вернуться в безопасность и уют своей спальни.
Ратлидж схватил ее за руку, развернул к себе лицом. Он держал ее очень крепко, но она вырывалась, не замечая боли. Длинные темные волосы хлестали его по лицу и рукам.
— Ведь это правда? Скажите же!
— Нет… нет, пустите меня, я не желаю ничего говорить! Я убила Чарлза, его кровь на моей совести, и я не убью еще и Марка! Пустите меня!
— Вы ведь любили его, да? — спросил Ратлидж, хватая ее за плечи и встряхивая.
— Боже правый… да, я любила его!
— А Марка… вы любили когда-нибудь? Вы были в него влюблены?
Она перестала вырываться и почти застыла в его объятиях. Потом заговорила — устало, рассеянно, как будто слова требовали от нее больше сил, чем у нее имелось. И все же она не отворачивалась, не прятала лицо и свои странные, разные глаза.
— Была ли я влюблена в него? О, да… мне так казалось. Чарлз привез его к нам погостить; он считал, что Марк мне понравится, что я полюблю его. Так и произошло. Я уверяла себя, что мои чувства к Чарлзу — всего лишь девичья влюбленность, глупость, из которой я со временем вырасту, и лучше мне поспешить, прежде чем я испорчу наши с ним прежние отношения, зародившиеся с тех пор, как я была маленькой, испуганной девочкой… Мы нежно любили друг друга, и его любовь успокаивала, утешала меня.
Леттис глубоко вздохнула, словно пытаясь взять себя в руки.
— И вот две недели назад… в четверг… я расставляла по вазам цветы в гостиной. Вошел Чарлз, и вдруг… одна ваза упала с полки. Он бросился ко мне, и… сама не знаю как я очутилась у него в объятиях, он прижимал меня к груди, и я слышала, что его сердце бьется так же часто, как и мое. А потом он поцеловал меня.
Леттис закрыла глаза — видимо, вспоминала тот поцелуй; потом глаза открылись, и Ратлидж увидел в них пустоту и боль.
— Он первым пришел в себя. Нахмурился, попросил у меня прощения, уверял, что ошибся. А потом он ушел — повернулся и ушел. Я искала его повсюду. Наконец я нашла его в гостинице, где он обедал. Чарлз вывел меня в садик, где никто не мог нас подслушать, и стал уверять, что это не любовь. Просто он слишком много времени провел вдали от Лондона, слишком долго пробыл без женщины, а прикоснувшись ко мне, вдруг забыл, кто я. В нем говорила только его потребность. Но я сразу поняла, что он говорит неправду. Нас с ним потянуло друг к другу. Несколько дней после того случая он не разговаривал со мной, не желал меня слушать. Более того, он старался меня избегать, как будто я была заразная. А в субботу я подкараулила его. Дождалась, пока он поднимется к себе в комнату. Я вошла и сказала, что не выйду за Марка, что это будет нечестно по отношению к Марку и что свадьбу так или иначе придется отменить. А он ответил только: «Ладно», как будто я сказала ему, что кошка только что окотилась или что дождь принес саранчу, — что-то малозначащее, пустое… В воскресенье… в воскресенье я снова поднялась к нему в комнату, когда он переодевался к ужину. Я застала его врасплох, иначе он не впустил бы меня. Он застегивал запонки, а потом поднял голову и посмотрел на меня. Увидев его лицо, я… убежала. В его глазах, когда он смотрел на меня, я прочла… такую глубокую любовь, что едва не задохнулась. Он побежал за мной, попросил прощения за то, что так меня напугал, а потом снова начал целовать меня, и комната закружилась у меня перед глазами, я не могла дышать, не могла думать. С Марком я ни разу не испытывала ничего подобного, он… был каким-то равнодушным, как будто мысленно был где-то там, в облаках, со своими самолетами. Как будто сердце его было отключено, и я не могла его оживить. А Чарлз был совсем другим. В тот миг мне стало все равно, женится он на мне или нет. Я поняла, что в моей жизни никогда не будет другого мужчины. Он отпустил меня, велел все тщательно обдумать, не спешить с выводами, повторял, что между нами большая разница в возрасте, что я не могу ни в чем быть уверенной, да и он тоже, что мы не разобрались в своих чувствах. Потом речь зашла о долге и чести — Чарлз говорил, что нам надо будет на какое-то время уехать… я улыбалась и уверяла его, что никуда не спешу. Но я знала, что мне нечего решать и что я самая счастливая… в тот миг я была самой счастливой женщиной на Земле. О Марке я тогда даже ни разу не вспомнила! А на следующее утро наступила расплата. Предыдущую ночь мы с Чарлзом провели вместе. Всего одну ночь! Но воспоминания о ней я унесу с собой в могилу, потому что это оказалось за пределами всего, что я знала и даже надеялась ощутить…
Ратлидж снова вспомнил, как во время первой встречи Леттис сказала: «Я не ездила верхом в то утро…» Тогда он спросил, как вел себя Чарлз наутро после ссоры. Она не солгала, она ведь в самом деле не поехала кататься. Другое дело — почему не поехала! Утром она все же видела Харриса.
— Жалости мне не нужно. Я не хочу, чтобы люди указывали на меня пальцами, шептались, что у меня была интрижка с Чарлзом и я послужила причиной его гибели. Я думала, у вас хватит улик и без меня… и найдутся свидетели, которые приведут вас к его убийце. Когда вы пришли в тот первый раз, я подумала, что смогу быть счастливой, лишь когда увижу, как Марка повесят. Но у двери топтался сержант Дейвис, и я поняла: все, что я вам скажу, еще до обеда станет известно всему городку.
— А сейчас? Какие чувства вы испытываете по отношению к Уилтону сейчас? — спросил Ратлидж, нарушая молчание.
Леттис покачала головой:
— Наверное, Чарлза все-таки убил он — все указывает на него. Но… мне как-то не верится, чтобы Марк застрелил Чарлза в приступе гнева, уничтожил его, повел себя так злобно и мстительно. Он ведь… не злой по натуре, не страстный, не порывистый. В нем есть честность, сила.
— Он бы не стал за вас бороться?
— Нет, стал бы, — тихо ответила Леттис. — Но по-своему.
Глава 20
На следующее утро Ратлидж проснулся в девятом часу с тяжелой от недосыпа головой. Почти всю ночь он не мог заснуть. Почти до шести утра он слушал, как бьют часы на колокольне. Уже рассвело, на деревьях пели птицы. Наконец он погрузился в неглубокий сон, который не освежил его и не придал ему сил.
Накануне он пробыл у Леттис больше часа. По ее просьбе он посидел с ней до тех пор, пока она не почувствовала, что может заснуть. Он думал, что ей станет легче, когда она выговорится. Но, уже закрывая за собой дверь, он услышал ее последние слова:
