Картина в южном очаге наблюдалась совсем иная.
Среди воинов Гегесистрата стоял Аминта, сын Антиоха, македонянин. Его брат командовал илой гетайров и сейчас отбыл с Птолемеем в Сарды. Аминта же оказался в числе тех, кто после смерти Филиппа бежал из Пеллы, зная за собой дурные намерения в отношении Александра и боясь разоблачения. Аминта дружил с казненными сыновьями Аэропа и, в отличие от своего брата, не поверил, что Александр обойдется с ним милостиво. Прогадал сын Антиоха, да поздно теперь метаться. Врагами стали македоняне. И брат – тоже враг. Сам бы не простил такое, вот потому и от других не ждал прощения. Он примкнул к Мемнону еще в Эфесе, с ним бежал в Милет, теперь вот нетерпеливо поглаживал рукоять меча, глядя, как педзетайры внизу деловито подтаскивают лестницы.
– Готовсь! – крикнул Аминта и обнажил меч.
Наемники качнулись, отхлынули от бойниц. Что?!
Македонянин оторопело озирался по сторонам. Что происходит?
Эллины бросились к башням и лестницам, ведущим со стен вниз. Внутрь крепости, не наружу.
Что происходит?!
На этом пролете стены персов не было вообще. На других участках стены стояли и «шафрановые рубахи» и «красные колпаки», но здесь, как назло – только эллины.
Аминта оказался в одиночестве. Справа от него через кирпичные зубцы перемахнул первый воин в синем шлеме, со звездой Аргеадов на щите. За ним другой. У третьего вдоль гребня золотая полоска – лохаг.
– Ну, чего рот разинул? – насмешливо спросил начальник все прибывающих воинов.
«Это измена! Измена…»
Сердце билось, как птица в ловчей сети. Аминта сжал зубы, напрягся и присел, заученно, готовясь к схватке.
– Ты это чего? – оторопело бросил один из македонян.
– Алалалай! – закричал Аминта и бросился вперед. Голос его затрепетал, срываясь в мальчишескую пронзительность, даром, что обычно хриплый и густой, – алалалай! Алала…
– Одержимый какой-то… – пробормотал лохаг, вытирая клинок о белоснежный хитон мертвого безумца, – вперед, ребята!
* * *
– Ночью надо было идти. Торчим тут, на просторе, как посейдонов приап…
– Как пять приапов, – поправил Неарх, – кончай дед ворчать, боги за нас.
– Как бы, не за нас… – не унимался Гликон, седовласый кормчий, ловко управлявшийся с рулевыми веслами «огненного» корабля, – скажут они тебе, за кого…
– Жертвы благоприятствуют, старик.
– Ну-ну…
Неарх, махнув на него рукой, прищурился.
– А это чего? На нас идет?
Гликон встрепенулся.
– Триера!
«Так быстро?»
Кольнуло сердце.
– Далеко пока, – сказал один из моряков, коих на судне, считая кормчего, числилось семь человек.
– Эх, ночью надо было…
– Да заткнись уже, старый! – рявкнул впередсмотрящий.
– Спокойно, – процедил критянин, – не катастрофа еще.
Остров поднимался из моря, проявлялся сквозь рассветную дымку, словно художник, обозначивший контуры на белом холсте, уверенными движениями руки, с зажатым в пальцах углем, добавлял все новые и новые детали к рисунку.
– Вот они… – прошептал Неарх.
Прямо по курсу, в гавани Лады, замаячила гигантская черная масса. Четыре сотни сцепленных бортами персидских триер. Условно персидских – большинство их из Финикии, много ионийских, есть и с островов.
Цель.
– Еще триера! Смотрите!
– А вон еще! На нас идут!
Заметили… Восходящее солнце в глаза, а все равно заметили. Сколько же Автофрадат держит триер не в сцепке? Сколько на перехват выйдут? Сейчас все и решится.
– Четыре! Нет… пять. Вон еще одна, в стороне!
– Пять!
«Как нас. По одной на брата… Не уйти ведь от триеры. Эх, ночью надо было…»
Прочь эти мысли!
– Давай, старик, на тебя надежда! Увернись!
Не стал ворчать и ныть Гликон, как преобразился: спина прямая, суровая складка меж бровями, борода воинственно топорщится – бог у кормила!
– Давай!
«Боги морские, боги подземные, молю вас, помогите мне… Зевс-Гонгилат, тебе приношу эту жертву огнем… Помоги мне, Зевс-Хтоний[23]«.
Пять триер шли на перехват. Не дураки персы. Далеко еще, стадий пять.
– Зажигать?
– С ума сошел? – встрепенулся критянин, – одной искры хватит нас в факел превратить! В последний момент. Только в последний момент. Ждать!
«Арес-Эниалий, помоги мне, укрой щитом своим…»
– Две на Ксеногора идут!
«Две на Ксеногора, значит, на кого-то ни одной!»
Неарх отчаянно крутил головой, высматривая противника.
«Боги морские, боги подземные, помогите…»
– Р-раз! Р-раз! – уже слышны крики келевстов, задающих темп гребли. На ионийском кричат.
«Минос, судья подземный, помоги мне…»
Один из «огненных» кораблей Неарха, пытаясь увернуться от удара триеры, круто сманеврировал, так, что едва не зачерпнул бортом. Успели?
Нет!
Треск удара, крики летящих за борт людей. Суденышко перевернулось.
«Первый…»
Другая триера притерлась бортом к судну Ксеногора, эпибаты, морские пехотинцы, бросились в бой, беспощадно избивая горстку моряков. Такая же участь постигла еще один «огненный» корабль, но там кто- то успел запалить факел и охотник вместе с жертвой мигом превратились в один большой костер. Охваченные пламенем люди прыгали за борт, пытаясь спастись.
«Второй, третий… Боги подземные, помогите. Минос, владыка морей, владыка Крита древнего, судья мертвых, помоги своему правнуку…»
Впереди, в скоплении кораблей, крики. Кто прежде не догадался, сейчас уж понял, что за паруса приближались.
Патрульные триеры разворачивались по широкой дуге для новой атаки, два «огненных» корабля продолжали свой бег, пытаясь уйти от преследователей. Борей щедро наполнял паруса. Ветер пытался положить парусники на левый борт, рули упирались в противоположную сторону.
