Who is мистер хунта?
Когда политическое устройство нашей страны описывают как суперпрезидентскую республику или президентское самодержавие и говорят — особенно в тусклом свете нового «антитеррористического» дня — об авторитаризме и диктатуре, спорить с такой формулировкой трудно. И всё же она остаётся не более чем гипотезой. Потому что, возможно, столь же уместна (и здесь будет впервые изложена) альтернативная версия происходящего. Вкратце сводящаяся к тому, что Россией правит хунта, публичным спикером которой — и, не исключено, никак не более того — является законно избранный президент РФ.
Строго говоря, первым эту версию озвучил, правда в заведомо шутливой форме, сам Путин, «доложив» на памятной встрече с коллегами-чекистами о выполнении задания по приходу к власти в стране. В каждой шутке есть доля шутки, не правда ли? И вообще, чекисты не так воспитаны, чтобы резать правду-матку на публику, тем паче — с телеэкрана. Но тем не менее. Многое — и косвенно, и прямо — свидетельствует о том, что так называемых «питерских силовиков» связывают не только общее прошлое, более или менее разделяемая (хотя и невербализованная) идеология, материально-карьерные стимулы и узы личной дружбы, хотя каждый из этих факторов, не говоря уж об их совокупности, весьма весом. Попахивает клятвой на Воробьёвых горах или в другом, столь же достойном, а главное, уединённом месте.
Классическая хунта приходит к власти в результате переворота, одним из вариантов которого является «принуждение к отставке» действующего главы государства с предоставлением гарантий или без такового. Она провозглашает свергнутый режим прогнившим и объявляет тотальную войну коррупции. И вообще, для виду погромыхивая оружием на внешних рубежах, развивает главную агрессию на внутреннем направлении. Борясь чуть ли не со всеми слоями населения одновременно — от нарко-олигарха до последнего пеона — и этим решительно отличаясь от индивидуального диктатора, неизменно старающегося опереться на народные массы, натравив их на элиты (и, по возможности, стравив элиты друг с дружкой). Диктатор подавляет гражданские свободы, хунта — политические; диктатор знает, что в тот момент, когда ему это понадобится, он будет всенародно переизбран, тогда как хунта стремится исключить выборность любого уровня как таковую. Диктатору претит оппозиционная пресса, хунте — независимая; диктатор выявляет врагов и борется с ними, хунта во враги «назначает»; наконец, диктатор идентифицирует себя с государством и заботится о его (а значит, и собственном) процветании, хунта же идентифицирует себя с властью и заботится исключительно об её удержании (то есть о самосохранении).
Особенность функционирования хунты — карьерная неприкосновенность каждого из её участников. Какими бы провалами, скандалами и прочими загогулинами ни знаменовалась его деятельность, отставка (не говоря уж о более тяжких последствиях) ему не грозит — в худшем случае перемещение по горизонтали. Именно эта несменяемость (бюрократическое бессмертие) и уравнивает любого члена хунты с её формальным лидером. Опала невозможна по определению; решение об исключении из стаи принимается коллективно и хотя бы в силу этого крайне редко. Хунта своих не сдаёт!
Конечно, в стае без вожака нельзя. Но этим вожаком далеко не обязательно является формальный лидер, он же публичный спикер. То есть ипостаси вожака и формального лидера могут совпасть, а могут и не совпасть. Даже в том случае, когда формальный лидер «по совместительству» является всенародно избранным президентом страны. Хотя при таком раскладе вероятность постепенного превращения формы правления в личную диктатуру всё же резко возрастает. И если этого не происходит, значит, подлинным вожаком является кто-то другой. Но на этот счёт мы не располагаем хотя бы приблизительной информацией.
Существенным фактором функционирования как личной диктатуры, так и власти хунты является насилие. Политика перманентного закручивания гаек. Так что разницы для обывателя на первый взгляд никакой.
Но только на первый. Потому что (напомню) диктатор может хотя бы в идеальном случае вытащить страну из трясины — пусть даже способом барона Мюнхгаузена. А хунта — нет. Ей в тропической топи живётся лучше и веселей. Она только там и водится.
…А в интересах истины
В первых комментариях по формальным итогам закончившихся президентских выборов (о содержательных итогах и говорить нечего: темна вода во облацех) преобладают две полярные точки зрения. Одни говорят о чудовищном злоупотреблении административным ресурсом во всех мыслимых и немыслимых ипостасях — и это правда. Другие ликующе возражают: да Путин всё равно выиграл бы выборы (и, может быть, ещё триумфальней), не подсобляй ему услужливые дураки, часть из которых, несомненно, никакие не дураки, а ровно наоборот — замаскированные враги и провокаторы, стремящиеся не мытьём, так катаньем скомпрометировать бесспорную победу общепризнанного лидера (а там, глядишь, и вождя) нации, — и это правда тоже. Но если так, не унимаются эти, вторые, то о каких нарушениях, о каком административном ресурсе речь? Да, разумеется, «некоторый перебор» имел место, но в свете вышеизложенного это не имеет ни малейшего значения, не правда ли?
Нет, не правда. Соглашаясь с тезисом о предрешённой при любых обстоятельствах победе действующего президента на выборах-2004, следует решительно отвергнуть постулат об иррелевантности применённых предвыборным, условно говоря, штабом средств, даже если большая часть из них, если не все, и впрямь была в данном случае излишней.
Философия различает категории случайного и закономерного; всенародная поддержка Путина на данный момент, да и по итогам всего первого президентского срока, является в этом смысле случайностью — сегодня она есть, а завтра, не дай бог, исчезнет, тогда как злоупотребление административным ресурсом (заложенное и в действующую конституцию, и в многовековую традицию угодничества «без лести преданных», и в столь же традиционное понимание закона как дышла) представляется как раз закономерностью. Которую, конечно, ценой общих усилий можно преодолеть, но для начала необходимо просто осознать.
Из Петербурга это видится, может быть, острее, чем из Москвы. Потому что у нас в Питере есть полугодичной давности опыт продавливания всеми правдами и неправдами на высшую выборную должность человека, в городе (по меньшей мере, на момент избирательной кампании) непопулярного и шансов победить в честной борьбе не имевшего. Не хочу сказать о В. И. Матвиенко ничего плохого, оценка её губернаторства ещё впереди, но факт остаётся фактом — петербуржцам её кандидатура была навязана с использованием того же набора средств, который был применён затем на президентских выборах: устранение методом мягкого увещевания и щедрых посулов всех мало-мальски серьёзных конкурентов в борьбе за губернаторское кресло, сговор с «диванными» партиями либерально-яблочного толка, искусственная стимуляция низкой активности КПРФ, «зачистка» телеэфира с последующим тотальным преобладанием в нём одного кандидата, большие и малые шалости избиркома и так далее. И привело это к столь же внушительной победе, как нынешняя президентская (правда, во втором туре — на это питерского свободолюбья или, если угодно, упрямства хватило). К победе кандидата, представившего в качестве предвыборной программы список заведомо несбыточных обещаний и ничего не значащих общих мест и призвавшего в городское правительство никому, кроме самого губернатора и одного из банкиров, не известных людей.
Тогда, летом и осенью, жителей Петербурга не оставляло ощущение, что на них (на нас!) ставят эксперимент, намеченный к дальнейшему распространению по всей стране. Причём Петербург (в отличие от России в целом) имеет опыт передачи власти в конкурентной борьбе с использованием механизма свободных выборов (в 1996-м действующий мэр Собчак проиграл будущему губернатору Яковлеву). Этот опыт оказался отброшен, уступив место залповому выбросу управляемой демократии туркменбашистского типа.
