десять раз сильнейшим, и вышедшее победителем в этой схватке.
На рассвете 15 мая шесть линейных кораблей адмирала Грейга, шедшие на всех парусах, чтобы отомстить за гибель «Меркурия», увидели на горизонте идущее на всех парусах судно и с изумлением узнали в нем бриг, который считали погибшим.
Ушан-Паша
Рассказ.
В 1790 году русские корабли под командованием адмирала Федора Федоровича Ушакова вышли в море, чтобы оказать поддержку сухопутной армии и воспрепятствовать турецкому флоту напасть на побережье Крыма.
Командующий неприятельским флотом Кучук Гуссейн, личный друг султана Селима, обещал ему отнять у русских Крым и уничтожить Черноморский флот.
Но при первой встрече с русским флотом капудан-паше Гуссейну не повезло. 8 июля 1790 года Ушаков встретил его у Керченского пролива и, несмотря на превосходство турок в количестве кораблей и их вооружения, в несколько часов разгромил и рассеял грозную армаду. Только ночная темнота и преимущество хода спасли капудан-пашу от полного уничтожения.
В страхе на всех парусах бежал он к Константинополю со своими разбитыми кораблями под защиту береговых батарей. Однако этот погром не остановил неприятеля. Быстро был собран еще более мощный флот. Молодому Гуссейну был дан в советники и руководители опытный моряк и волн Сеид-Бей, трехбунчужный паша, прославленный во многих битвах. Неприятель снова вышел в море, чтобы отомстить за свое поражение.
Сеид-Бей шел на лучшем турецком корабле «Капатание». Этот недавно построенный семидесятичетырехпушечный корабль был вооружен исключительно медными орудиями, имел восемьсот человек экипажа и отличался быстротой хода и красотой корпуса.
Получив известие о выходе в море турок, Федор Федорович Ушаков поспешил ему навстречу, в направлении к Очакову.
Отряд Ушакова состоял из тридцати семи вымпелов, из них десять линейных кораблей, шесть фрегатов, одно репетичное судно, один брандер и девятнадцать крейсерских судов. Несмотря на благочестивые названия кораблей («Рождество Христово», «Преображение господне», «Святой Нестор преподобный» и т. п.), этот флот заслужил грозную боевую славу, а именем его адмирала — «Ушак-паши» — в Турции пугали детей.
28 августа 1790 года.
Чувствовалось приближение осени. Свежий предрассветный ветер, упоительно пахнувший морем, был резок и пробирал холодком. Солнце выкатилось из волн и быстро стало подниматься над горизонтом.
Красноватый солнечный свет озарил волнующееся море и три колонны могучих линейных кораблей, идущих полным ветром.
Свежий ветер пышно вздувал шумящие розовые паруса. Корабли шли, резко кренясь, с всплеском вспенивая темную воду. Передовые нагоняли убегающие волны, покачиваясь, обгоняли их, дробя правильные ряды, и разбитые волны беспорядочно метались между кораблями с тревожным шорохом и плеском.
Далеко на ветре розовели паруса отряда крейсерских судов.
Когда солнце поднялось выше, вахтенные заметили, что море, накануне синее, сейчас стало мутно- зеленоватым: недалеко были Днепровские лиманы.
Федор Федорович проснулся в своей каюте от грохота камней, плеска воды и стука швабр. Расторопные матросы неистово драили сверкающие палубы великолепного флагманского корабля «Рождество Христово».
В просторной адмиральской каюте было еще темно. На квадратных окнах были спущены жалюзи. Адмирал недовольно крякнул и зычным голосом позвал:
— Федька!
Никто не ответил на его призыв. Адмирал, спавший полуодетым на неразобранной постели, накинул мундир и, пригладив волосы, вышел в коридор.
Флаг-офицер вытянулся перед ним.
— А где это Федька мой? — сердито, отрывисто спросил Ушаков.
— В камбузе, ваше превосходительство! — ответил офицер.
Но адмирал, не слушая его, пристально смотрел на трап. Его свежее, румяное лицо побагровело, глаза округлились от гнева. Рыжеватый высокий человек в длинном сюртуке, с подносом в руках остановился на ступеньке, и посуда на подносе задребезжала.
— Ты что же, каналья! — загремел Ушаков. — Почему жалюзи закрыл? Солнце-то вона где, на судне уборка, а я сплю, в каюте темно! Высечь прикажу тебя! Пятьдесят линьков! [25] На бак!
Камердинер молчал, опустив глаза. Адмирал бушевал, но тон его постепенно снижался, и соответственно с этим приободрялся камердинер. Он поднял голову, покраснел и наконец стал сердито возражать, постепенно повышая голос:
— И секите, и секите, воля ваша! А только не за что. Нешто это адмиральское дело — третью ночь не спавши? Чай, на то сигнальщики есть! Это как же? Перед светом легли, не раздевшись, ан уж опять на ногах. Небось, турка не убежит, а сон дороже всего! Воля ваша, секите, а только я свое дело знаю! Секите!
Федор в пылу гнева уже наступал на адмирала, и тот, затихая, отступал к своей каюте. Один из офицеров осторожно смотрел на эту сцену с палубы в световой люк.
— Ну-ну, ты того… потише, потише! Чай, я барин, могу и посечь, эка разошелся… — насупясь, бормотал Федор Федорович, поспешно ретируясь в каюту и закрывая за собой дверь.
Но Федька не унимался. Он устремился за адмиралом и носком сапога воспрепятствовал двери закрыться.
— Пусти дверь, дурак! — крикнул адмирал. Но камердинер не уступал.
— Извольте позавтракать! — сердито говорил он. — Сейчас опять на ют побежите, и натощак! С чем это сообразно?
Офицер осторожно отошел от люка и, подмигивая, сказал товарищам:
— Адмирал спустил флаг. Федька выиграл баталию. Офицеры, привыкшие к отходчивой вспыльчивости адмирала, улыбались.
— Неприятельский флот ост-норд-ост! — крикнул вахтенный, вбегая в кают-компанию.
Адмирал, на ходу надевая в рукава мундир, устремился на палубу, укоризненно кивнув Федору:
— Видишь, и умыться из-за тебя не поспел! Неси шляпу и кортик, ужо тебе!
— Батюшка, виноват, как есть виноват, истинный крест! — растерянно говорил Федор, схватив шляпу и догоняя адмирала.
С юта еще ничего не было видно. Ушаков отдал приказ немедленно известить флот о близости неприятеля и на всех парусах итти на него, чтобы напасть внезапно.
Могучий и быстроходный адмиральский корабль летел, как птица, и скоро вдали в струящейся утренней дымке можно было явственно увидеть турецкий флот. Длинный ряд линейных кораблей тянулся от края до края моря. Позади в два ряда стояли фрегаты, а за ними беспорядочно теснились шебеки, кирлангичи, бригантины. Всего было четырнадцать линейных кораблей, восемь больших фрегатов и двадцать три крейсерских судна.
Адмирал поднялся на палубу и, довольно потирая руки, направился к группе офицеров.
— Есть чем заняться: сорок пять вымпелов, четырнадцать одних линейных кораблей! — сказал он,
