Сфинкс. Поэма

                                                      вздымая тяжкие помосты,
Где он среди павлинохвостых располагался опахал.

Ему среди своих поклаж везли торговцы стеатиты,
Беднее, чем из хризолита, его уста не знали чаш.

В ларцах самшитовых везли ему роскошные наряды,
И шлейф его, ища награды, владыки Мемфиса[31] несли.

Всенощно не смыкая глаз, сто сот жрецов ему служили,
Сто сот светильников коптили алтарь Амона — а сейчас

Стоит в руинах древний храм,
                                                       и со своим отродьем змеи,
Плоть на палящем солнце грея,
                                                        снуют по розовым камням.

В тени разрушившихся врат таятся сонмища шакалов,
Сатиры с древних пьедесталов от дикой похоти кричат.

Макаки с лицами блудниц
                                             ждут на колоннах перистиля[32] ,
Пока их камень не распилят стволы растущих шелковиц.

* * *

Развеян бог — и здесь, и там
                                                      сейчас песок над ним струится,
Его гранитную десницу среди песков я видел сам[33].

Амона каменная грудь вздымает тяжкие барханы,
Встают на отдых караваны,
                                                 не в силах свой закончить путь.

И молча смотрит бедуин, бурнус откинув желто-черный,
На мощь того, кто был покорный
                                                         тебе когда-то паладин[34] .

* * *

Иди, ищи в седых песках останки бренные, омой их
В росою сдобренных настоях,
                                                       и жизнь вдохни в остывший прах.

Останки бренные найди! И всей неистовостью страсти
В камнях, распавшихся на части, огонь желанья возбуди!

Расправь его льняную прядь —
                                                        ведь ваша страсть была взаимна! —
Его черты сирийским гимном
                                                    и маслом нардовым разгладь!

Для уст поблекших извлеки из ягод красящие смеси
И для его бесплодных чресел ты ткань пурпурную сотки!

* * *

Вернись в Египет! Кровь свою
                                                     один лишь Бог доныне пролил
И плоть свою терзать позволил Центурионову копью.

Но, страсть делившие с тобой,
                                                       они не умерли: как прежде
Застыл у врат в слепой надежде
                                                          Анубис[35] с песьей головой.

Все так же высохший Мемнон[36]
                                                    глядит окрест безвеким взглядом
И издает, не видя рядом тебя, отчаяния стон.

Нил в ложе илистом затих, твоей утраты не приемля,
И оросить не хочет землю, вновь не увидев глаз твоих.

Они, когда ты к ним придешь,
                                                 в цимбалы будут бить ликуя,