— Начнешь их убивать, а они завопят, — возразила Элис. — Ты же знаешь, какие они все глупые, совсем играть не умеют — все, кроме Клары-Беллы. А потом, если мы один раз покажем им эту «потайную поляну», они будут играть здесь все время, а может быть, и красть что-нибудь, как их отец.
— Из того, что их отец крадет, совсем не следует, что они будут это делать, — возразила Ребекка. — И не упоминайте об этом при них, если хотите быть моими настоящими, близкими друзьями. Моя мама велит мне никогда не говорить людям в глаза дурное об их родственниках, потому что бесчестно стыдить их за то, в чем они не виноваты. Помните историю с Минни Липучкой?
Разумеется, им нетрудно было припомнить этот драматический эпизод, ведь он имел место лишь несколько дней назад, а версия его, которая смягчила бы даже каменное сердце, была изложена каждой девочке в деревне самой Минни Липучкой, хотя именно Ребекка, а не она вышла победительницей из этой словесной баталии. Но Минни лелеяла свою обиду и намеревалась взять реванш.
Глава 7 Тайны Риверборо
Мистер Симпсон проводил мало времени со своей семьей. Причина заключалась в излюбленных им рискованных методах торговли лошадьми и «обмена» сельскохозяйственных орудий и разного рода транспортных средств — сделок, которыми его покупатели никогда не оставались довольны надолго. После каждой удачной торговой операции он обычно проводил более или менее продолжительное время в тюрьме, так как из того, что человек имеет глубоко укоренившуюся привычку к заключению меновых соглашений, неизбежно следует, что он должен иметь что-то, чем обмениваться, а из того, что он не располагает собственным движимым имуществом, еще более неизбежно следует, что он должен обменивать что-то, принадлежащее его соседям.
В данный момент мистер Симпсон отсутствовал в семейном кругу из-за того, что обменял сани вдовы Райдаут на плуг Джозефа Гудвина. Гудвин переехал в Северный Эджвуд совсем недавно и никогда прежде не встречал учтивого и обладающего даром убеждения мистера Симпсона. Плуг Гудвина мистер Симпсон без задержки предложил человеку «с уэйрхемской дороги» и получил в обмен старую лошадь, которая была не нужна владельцу, уезжавшему на запад, к своей дочери. Симпсон откормил почтенного возраста скотину, подержав ее несколько недель (ранним утром и после наступления ночи) последовательно на всех соседских пастбищах, а затем выменял на нее у жителя Милтауна крытую двуколку. Именно при таком положении вещей вдова Райдаут хватилась своих саней, пропавших из каретного сарая. Она не пользовалась ими лет пятнадцать и, вероятно, не села бы в них и следующие пятнадцать, но это была собственность, и она не собиралась расставаться с нею без борьбы. И такова уж отличающаяся подозрительностью природа риверборского ума, что, обнаружив пропажу, она в тот же момент подумала об Эбнере Симпсоне. Однако характер деловых операций был столь запутан и столь мучителен процесс их расследования (отчасти по причине полного исчезновения владельца лошади, который уехал на запад, не оставив адреса), что шерифу потребовалось немало недель, чтобы доказать виновность мистера Симпсона, к полному удовлетворению Риверборо и вдовы Райдаут. Сам Эбнер твердил о своей полнейшей невиновности и рассказывал соседям, как рыжеволосый человек с заячьей губой и в крапчатом костюме зашел к нему однажды на рассвете и предложил хорошие сани в обмен на старый пресс для сидра, лежавший у него, Эбнера, во дворе. Сделка была заключена, и он, Эбнер, заплатил незнакомцу с заячьей губой четыре доллара и семьдесят пять центов в придачу, после чего таинственный незнакомец выгрузил из своей телеги сани, забрал пресс и исчез вдали, с тем чтобы больше никто и никогда его не видел и о нем не слышал.
— Если бы мне поймать этого старого негодяя, — восклицал в праведном гневе Эбнер, — он бы у меня поплясал! Сбыть мне краденые сани и отнять мои честные денежки и пресс, не говоря уже о моей репутации!
— Ты никогда не поймаешь его, Эб, — отвечал шериф. — Он из того же теста, что и твой пресс, и твоя репутация, и твои четыре семьдесят пять — никто никогда не видел их, кроме тебя, да и ты никогда не увидишь их больше!
Миссис Симпсон, которая, бесспорно, была «лучшей половиной» Эбнера, брала на дом стирку и ходила на поденную уборку, а община Риверборо помогала кормить и одевать детей. Старший из них, Джордж, долговязый паренек лет четырнадцати, батрачил на соседних фермах, а остальные — Сэмюел, Клара-Белла, Сюзан, Илайджа и Илайша — ходили в школу, когда имели одежду и не имели более приятного занятия.
В деревнях, лежавших вдоль реки Плезант, не существовало тайн. Среди жителей было много трудолюбивых людей, но жизнь тянулась так тихо и медленно, что оставалось изрядное количество свободного времени для разговоров. Беседовали, отдыхая под деревьями в жаркий полдень на сенокосе, или повиснув через перила моста на закате, или расположившись у печи в деревенской лавке зимним вечером. Эти места встреч предоставляли вполне достаточно возможностей для обсуждения текущих событий, как они представлялись мужскому взору, а репетиции хора, занятия кружков шитья, совместные чтения, церковные пикники и тому подобное создавали условия для выражения женского мнения. Все это обычно воспринималось как само собой разумеющееся, но порой какая-нибудь сверхчувствительная особа выступала с бурными протестами против такого подхода, принятого за основу существования.
Таковой особой была, например, Делия Уикс, незамужняя леди, немного подрабатывавшая шитьем. Она часто болела, и, хотя ее посещали все местные доктора, здоровье ее медленно, но непрерывно ухудшалось. Однако, когда ее двоюродный брат Сайрес пригласил ее к себе в Льюистон, чтобы помочь ему вести хозяйство, она согласилась и через год превратилась в крепкую, бодрую женщину. Во время ее непродолжительного визита в Риверборо ее спросили, намерена ли она и до конца своих дней жить не у себя дома.
— Разумеется, если есть хоть какое-то другое место, — ответила она откровенно. — Здесь безуспешными попытками сохранить мои маленькие секреты я изнурила себя до того, что превратилась в тень. Сначала они выяснили, что я хотела выйти замуж за священника, а когда он нашел себе жену в Стэндише, стало известно, что я разочарована. Затем пять или шесть лет они подозревали, что я ищу место учительницы в школе, а когда я оставила эту надежду и занялась шитьем, они жалели меня из-за этого. Когда умер отец, я твердо решила не дать никому узнать, что я получила в наследство, так как это интересовало их больше всего другого, но оказалось, что есть способы выяснить это, и они выяснили, как я ни старалась! Затем был мой брат Джеймс, который уехал в Аризону, когда ему было шестнадцать. Тридцать лет я передавала хорошие вести от него, но у тетушки Тарбокс оказалась чересчур любопытная кузина, которая ездила для поправки здоровья на запад и там нашла Джима и написала тетушке Тарбокс все о нем, а именно — какие преследовали его несчастья. Они знали, что я вставила искусственные зубы, что я начала носить шиньон, что разносчик фруктов, овдовев во второй раз, сделал мне предложение. Я никогда не говорила им об этом, и, можете быть уверены, он тоже никогда не говорил, но им, в этой деревне, и не нужно ничего говорить. Им нечего делать, кроме как строить догадки, и они каждый раз угадывают правильно. Я вымоталась до предела, пытаясь ввести их в заблуждение, обмануть, создать ложные представления. Но как только я попала туда, где меня не клали под микроскоп днем и не наводили на меня телескоп ночью и где я могла быть самой собой, не добавляя при этом «с вашего позволения», силы мои начали восстанавливаться. Кузен Сайрес старый человек, и много с ним хлопот, но он считает, что у меня красивые зубы и отличные волосы. В Льюистоне ни одна душа не знает о священнике, или завещании отца, или положении Джима, или торговце фруктами, да если бы им и сказали, им было бы все равно, и они тут же забыли бы, потому что Льюистон — это место, где все, слава Богу, заняты делом!
Хотя, быть может, говоря о нравах Риверборо, мисс Делия несколько преувеличивала, тем не менее легко представить, что Ребекка, так же как и все остальные дети в Риверборо, не могла не слышать во всех подробностях о пропаже саней вдовы Райдаут и о предполагаемой причастности к этому Эбнера Симпсона.
Ученики обычной деревенской школы не отличались излишней деликатностью или великодушием, и несколько изощренных загадок и стишков, касающихся дела Симпсона, передавались из уст в уста, произносимые всегда, что нужно поставить в заслугу школьникам, вполголоса и только тогда, когда детей
