от боли, с кровавой прокушенной губой, Чон прекрасно усвоил урок, который хотел преподать ему отец:
Никогда.
Никому.
Не доверяй.
Чон редко виделся с отцом после того, как тот отмотал свои четырнадцать лет в федеральной тюрьме.
После отсидки Джон вернулся в Лагуну, но к этому времени его сын уже служил в армии, и их дороги как-то потихоньку разошлись. Иногда Чон встречал отца в «Старбаксе», ресторанчике «Морской уголок» или просто на улице. Тогда они здоровались и вежливо обменивались последними новостями — пару минут, больше Чон бы не выдержал.
Никакой враждебности в их отношениях не было, теплоты, впрочем, тоже.
Чона это ни капли не волновало.
Он в дружбе со своим отцом совершенно не нуждался.
Ну да, двадцать с лишним лет назад его папаша трахнул его мамашу, сперматозоиды мужественно пробились к цели, и что с того? Джон занимался своими делами и никогда не отличался любовью к задушевным беседам, совместным рыбалкам или игре в бейсбол. Ну, а что касается трахнутой, то есть мамаши… Ей вообще всю жизнь травка нравилась гораздо больше Чона, и Чон ее прекрасно понимал — ему тоже травка всегда нравилась гораздо больше мамаши.
Бен как-то заметил, что к Чону как нельзя лучше подходит фраза про «его вырастили волки», за тем исключением, что волки вообще-то теплокровные млекопитающие, которые прилежно заботятся о своем потомстве.
Ну а теперь расскажем о Бене.
О пропащем Бене, о Бене-перекати-поле.
Начнем с его родословной.
Папа у Бена психотерапевт. Мама — тоже.
Не будет преувеличением сказать, что он вырос в доме, где каждое его слово тщательно исследовали, каждый поступок вдумчиво анализировали и где во всем искали двойной смысл.
Больше всего на свете Бен хотел, чтобы его оставили в покое.
Он всегда любил (да и сейчас любит) своих родителей — чудесных людей, добрых и заботливых, убежденных «левых» детей таких же «левых» родителей. Дедушки и бабушки Бена были евреями и жили в Нью-Йорке. Они были членами коммунистической партии и во всем поддерживали Сталина («Нет, ну а что ему оставалось делать?» — говорили они). Они отправили своих детей (родителей Бена) в социалистический летний лагерь в Грейт-Бэррингтоне, штат Массачусетс, где те и познакомились и быстро сошлись, образовав на основе секса и левых взглядов крепкий и надежный союз.
Родители Бена переехали из Оберлина в Беркли и пристрастились к марихуане и кислоте. Затем бросили наркотики, только чтобы вскоре вернуться к ним снова. В конце концов они осели в Лагуна-Бич и открыли весьма успешный кабинет психотерапии.
Кроме них в Лагуна-Бич евреев почти и не было.
(Как-то на Чона напала хандра, и он принялся ныть и жаловаться на свою судьбу — мол, в этом городе почти нет вояк (бывших), он один-одинешенек, и так далее тому подобное. Бен не сдержался.
— А ты знаешь, сколько евреев живет в Лагуна-Бич? — спросил он у друга.
— А твоя мама еврейка? — уточнил Чон.
— Да.
— Тогда трое.
— Вот именно!)
Все свое детство Бен провел под Пита Сигера, отца и сына Гатри, Джоан Баэз и Бобби Дилана,[16] окруженный журналами «Комментэри», «Тиккан», «Нэйшн», «Трайсикл» и «Мазер Джонс».[17] Когда Стэн и Диана (родители настаивали, чтобы Бен называл их по имени) узнали, что их четырнадцатилетний сын курит травку, они не расстроились, а всего лишь попросили его дымить у себя в комнате и, разумеется, засыпали его бесконечными вопросами: счастлив ли он? Или нет? Чувствует ли он себя чужим в этом мире или нет? Все ли хорошо у него в школе? Не сомневается ли он в своей сексуальной ориентации?
Бен же был счастлив, чувствовал себя в этом мире в доску своим, учился на одни пятерки и был абсолютно гетеросексуален, что подтверждалось чередой хорошеньких девиц из Лагуна-Бич.
Просто иногда ему хотелось раскурить косячок, только и всего.
И перестать анализировать все на свете.
Бен вырос в достатке, но не в роскоши.
Его семья жила в хорошем, но далеко не шикарном доме на холмах, что возвышались над пригородом Лагуна-Бич. Тут же, в доме, находились и кабинеты родителей Бена, так что он, возвращаясь из школы, заходил внутрь через черный ход, чтобы не тревожить их клиентов, сидящих в приемной.
Бен вырос в клевого парня, типичного жителя Лагуна-Бич.
Он валялся на пляже, курил травку, ходил повсюду босиком. Пропадал сначала на баскетбольной площадке, затем на волейбольной (тут он особенно блистал — именно там они с Чоном и познакомились, объединили свои усилия и не раз надирали задницы другим командам). Постоянно занимался каким-нибудь спортом.
Хорошо учился.
Особенно легко давалась ему ботаника.
И экономика.
Разумеется, продолжил свое обучение Бен уже в Беркли.
Где же еще?
Там он освоил две специальности — всю ту же ботанику и маркетинг, и никто не удивился такому выбору. Был членом «Фи-Бета-Каппа», написал превосходный диплом и окончил университет с отличием. Но все же Бен был родом из Южной, а не Северной Калифорнии (это все равно что две разные страны). Он выбрал солнце вместо туманов и свет вместо туч. Он вернулся домой, в Лагуну.
Там он тусовался с Чоном — когда тот появлялся в городе — и играл с ним в волейбол.
А затем они вместе занялись бизнесом.
У каждого владельца процветающей компании найдется интересная история о создании и становлении своего детища. Вот как все было у Бена с Чоном.
Как-то раз они играли в волейбол на пляжной площадке рядом с отелем «Лагуна». Чон тогда приехал домой, отслужив свой срок, и вскоре намеревался опять вернуться в армию.
На волейбольном поле им не было равных. Высокие, стройные и мускулистые, они вдвоем составляли отличную команду. Бен — стратег, просчитывающий игру наперед, словно шахматный гроссмейстер, а Чон — нападающий, кровожадный и свирепый. Вдвоем друзья выиграли гораздо больше матчей, чем проиграли. Они прекрасно проводили время, играя в волейбол, и на них с интересом взирали загорелые красотки в бикини, блестящие от лосьона для загара.
Что еще нужно от жизни?
В один из таких прекрасных дней они валялись после игры на песочке и обсуждали планы на будущее. Бен вспомнил высказывание Конфуция, гласящее: «Выбери себе дело по душе, и тебе не придется работать ни одного дня в своей жизни».
Звучит неплохо, да?
Итак, задумался Чон, что же нам по душе?
Секс
Волейбол
Пиво
