призывными факелами сердца, пылающие Учением Майтрейи, и тогда устремятся и друзья и тушители. Но сигнал этот получит каждый, когда время придет.
Внутренний огонь не требует внешнего проявления для привлечения друзей, ибо он обладает магнитом, притягивающим и питающим устремление.
Не нужно слов там, где действует притяжение, 'не делайте врагов' — это завет Владыки, но там, где утверждается преследование, там утверждается признание темными, там устремление уже достигло светоносности, которая становится нестерпимой для врагов, и преследование становится законным благословением — не следствием ошибки, но проявлением такой мощи, которую не устрашить ничем.
'РАДУЙТЕСЬ, ДЕТИ'
Разве можно прожить без радости? Спросите самоубийцу — почему хочет он уйти от жизни, спросите несчастного — почему складка печати на лице его, спросите плачущего о причине, — и все они, может быть, различными словами ответят одно и тоже: все они скажут о том, что их покинула радость. Кто же в радости захочет отторгнуть жизнь, у кого же радость вместо светлой улыбки вызовет гримасу, кто же найдет сходство между слезами скорби и радости?
Как целебна радость, оживляющая умирающих, исцеляющая недужных духовно и телесно, разглаживающая морщины скорби, наполняющая все наше существо желанием жить, бороться, побеждать и славить имя Творца. Но кто же закрыл нам врата к этой могучей энергии, что же мешает в трудную минуту сознательно призвать целительную утешительницу и вдохновительницу — радость? Ведь есть же люди — носители ее. Никогда не иссякнет в них эта мощь и всегда находит доступ туда, где нужно поднять поникшую мысль человечества. Как могучие факелы приходят такие люди — сжигатели темноты. И вокруг них расцветают поникшие цветы, сверкают улыбки, и все становятся певчими в могущественном хоре вселенной. Все та же самость мешает и нам стать такими же. О какой же радости говорится там, где под этим великим понятием понимается самоуслаждение? Как острый наркотик действует этот психический яд. И испытавшему временное удовольствие предстоит с еще большим ужасом возвратиться в темноту или потребовать увеличения дозы наркотика. Но скверно будущее самоусладителей: когда-то наступит предел, когда-то доза станет смертельной, и не выдержавший организм ввергнет несчастного в холодный ужас беспросветного хаоса. Нет. Только в безумии может быть понята радость как самоуслаждение. Не однажды Учение напоминает, что радость есть особая мудрость. Именно эта великая мудрость, проникнутая знанием будущего, не может быть задержана никакими обстоятельствами. Среди самых чудовищных условий она не замедлит посетить своего избранника. Среди самых неприглядных обстоятельств она вдохновляет его на подвиг, и он, познавший ее, перенесет все, чтобы еще раз удостоиться посещения этой драгоценности.
Как философ, проданный в рабство, попавший в несчастье, воскликнет благодарение — ибо может теперь заплатить свои долги. Даже по-человечески разве не радостно честному человеку получить возможность уплатить долг? Разве не обрадуется ученик, атакованный темными, когда посреди трудностей он почувствует силу признания? Разве не обрадуется потерявший, зная что пришло время получить новую вещь? Разве не забьется радостно одинокое, окруженное врагами, теснимое сердце, когда оно знает, куда теснят его враги?
Зачем же мы забываем о радости в трудный час, если именно в такой час она нам ближе всего.
Но не только в несчастье возможна радость — она возможна всегда. Но домом радости все же останется будущее, потому научиться жить в будущем, трудиться ради будущего, засыпать и просыпаться ради будущего — это значит сделать радость не редкой гостьей, но постоянной спутницей восхождения, когда радость, как лебединые крылья, бросит дух в неиссякаемую Беспредельность.
'Радуйтесь, дети'. (Зов).
БЕРЕЖНОСТЬ К ДРУЗЬЯМ
Бережное отношение к друзьям не может утвердиться там, где царствует самость. Но друзья, сходящиеся во имя Общего Блага, знают, что бережное отношение друг к другу есть та ступень единения, за которой находятся лучшие возможности.
Каждый имеет темную сторону, каждый имеет несовершенные качества. Этот факт уже утвержден в сознании, но увы, обычно лишь в тех случаях, когда именно этот недостаток имеется и в нас самих. Если же этого недостатка в нас нет и, особенно, если он уже изжит нами и празднуется победа, то, как правило, мы не терпим его в других. Между тем, казалось бы, должно быть как раз наоборот. Испытав борьбу, мы могли бы запомнить, что эта борьба была нелегкой и потребовала немалого напряжения. Кроме того, забывается ценнейшее указание, что 'самое трудное для одного будет самым легким для другого' и наоборот. Можно ли допустить такую узость, которая заставляет смотреть на тяжелые и сложные переживания друга как на нечто ничтожное только лишь потому, что я, дескать, этого никогда бы так не переживал. Не лучше ли обратиться на себя и посмотреть, нет ли во мне того, что друг мой давно изжил. Обычно беспристрастный глаз легко обнаружит этот живой укор. Переживания друга, как бы ничтожны они ни были на наш взгляд, пусть встретят с нашей стороны заботливость и бережность. Всякое жаление недопустимо, но бережность нужна. Нельзя не считаться с реальным процессом трансмутации. Если в лучших качествах мы соединились близко, то неизбежная близость к процессу трансмутации худших обязывает к пониманию. Сколько раз именно друзья утяжеляли и без того нелегкий процесс нежеланием считаться с реальным положением друга.
Не может быть другом тот, кто готов разделить лишь радость.
Учение говорит: 'Не нарушайте энтузиазма, откуда бы он ни шел'. То же можно сказать и про восторг и радость. Но и тут от друзей требуется бережность. Кто-то сумел прикоснуться к тому, что друг еще не успел испытать, не успел почувствовать. Кого-то поразило то, что в сознании друга еще не имеет созвучия. Но с кем же поделиться восторгом, кому передать радость достигнутую?
Можно себе представить разрушение, когда в ответ на сияние глаз следует плоская шутка. Нет желания понять то, что глаза сияют неспроста, нет желания, преодолев вежливость равнодушия, проявить бережность, которая не замедлит создать созвучие, и сознание друга будет обогащено разделенным энтузиазмом.
И еще бережность нарушается там, где существует навязывание. Чаще, чем это принято думать, друзья готовы навязывать друг другу то, что по их мнению является или важным, или необходимым, или просто то, что их занимает в данный момент.
Обычно таким объектом бывает действительно нужное для навязывающего, но отнюдь не необходимое другу, быть может, и без того обремененному. В самих предложениях должна, казалось бы, быть бережность, но чаще они делаются так, что за отказом уже предусматривается обида, получается тягость, которая так вредить единению. Можно много говорить о том, что нарушает бережность, но если сердце уже готово, то достаточно только напомнить ему об этом тончайшем цементе единения.
КАРТИНЫ БУДУЩЕГО
Помнится особо насыщенная атмосфера, которая создавалась при рассказах друзей о замечательных снах. Еще никто не пытался найти объяснений, еще никто не оценил значение, но все почувствовали, что эти сны — особенные, что эти сны — частицы того будущего, ради которого живем, трудимся и страдаем. Не столько слова, которые были бы слишком бедны, но сияние глаз и проникновенность мысли говорили о том,