— Вы такого плохого мнения о своих умственных способностях? — язвительно поинтересовался он.
— Напротив. Очень хорошего. Поэтому и предлагаю физическую силу. — Таганцев по-военному развернулся и вышел из кабинета, филигранно обогнув злосчастный кулер.
«Что сказанул? — тоскливо подумал он, выходя из криминалистической лаборатории и садясь в машину. — Теперь точно никакой экспертизы — ни через неделю, ни через месяц. А коньяк выпьет. И правильно сделает, потому что эксперт для оперативников — и царь, и бог, и папа р
А Таганцеву удалось.
Голова кружилась от счастья, Натка летала в облаках, но иногда приходилось и падать на землю. Со всего маха. Без парашюта.
За неделю семейной жизни она грохнулась три раза.
Первый — когда она, решив устроить помолвку, заказала столик в ресторане.
Влад, узнав об этом, побелел весь, и губы его — всегда нормальные, красиво очерченные губы, — снова, как тогда, стали злой узкой полоской.
— Солнце, ты меня об этом спросила? — металлическим тоном поинтересовался он.
— Но ведь мы же хотели, — растерялась Ната. — Помолвку в ресторане, свадьбу — на теплоходе…
— Ключевое слово «мы», — отрезал Влад. — Мы — это ты и я. Прежде чем заказывать столик, ты должна была спросить у меня, первое — есть ли деньги на пиршество, второе — есть ли на него время.
— Я отменю заказ, — пробормотала Ната, чувствуя, как краска заливает лицо. — Но… если дело только в деньгах, я премию получила…
— Премию?! — взвился Влад. — Может, ты и кольцо уже себе купила?! С бриллиантом?!
— Нет, не купила… Я просто хотела устроить приятный вечер для нас двоих…
— Не делай больше таких сюрпризов. Запомни, решения принимаю я. — Он захлопнул дверь спальни перед ее носом.
Натка впервые спала тогда на диване в гостиной вместе с Сенькой.
— Мам, дядя Владик плохой, — заметив, что она плачет, обнял ее Арсений.
— Нет, сынок, он очень хороший. Это я глупая.
— Он только для тебя хороший, потому что ты в него втюрилась. А на самом деле он м… — И Сенька произнес ужасное слово, которое знать ему не полагалось.
— Что ты сказал? — подскочила Натка. — Что ты сказал, я спрашиваю, паршивец!
— У нас в садике все так дураков называют, — невинно хлопая ресницами, ответил Сенька.
— Еще раз услышу, по губам надаю, понял? — Натка на всякий случай легонько шлепнула сына по попе.
— Я больше не буду так говорить. Только твой дядя Владик все равно м…
Второе падение с небес на землю было более жестким.
Натка по случаю своего дня рождения пригласила подружек. Зажарила курицу, купила вина, сделала свой фирменный салат «Мимоза», накрыла стол на террасе.
Подружки, увидев пентхаус, дар речи потеряли.
— Блин, Натка-а… — только и твердила Алина, с открытым ртом обходя спальню, гостиную и поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Ну, блин…
Вика непривычно долго молчала, и это был признак сильнейшего потрясения.
Конечно, Натка не стала им говорить, что квартира съемная. Она сказала небрежно:
— Да это так… Мы в следующем году загородный дом начнем строить.
— С привидениями! — вмешался Сенька.
— Иди поиграй в конструктор, — отправила его в гостиную Ната.
Сенька покорно ушел, а она расположилась с подругами на террасе.
— Да, Натка, повезло тебе, — вымолвила наконец Вика. — Покажешь, где такие прынцы водятся?
— Они не водятся, они судьбой даются, — произнесла Натка вслух удивительно тонкую мысль, которой сама от себя не ожидала. Она разложила по тарелкам салат, разлила по бокалам вино…
Внизу шумел, дышал, двигался и пульсировал огромный город, и Натка на тридцатом этаже чувствовала себя не просто счастливой, а избранной — той, кому счастья отсыпали неожиданно щедро, сразу и сполна, словно возместив все прежние любовные неудачи.
На третьем бокале вина пришел Влад. Он колючим взглядом окинул накрытый стол, Натку, ее подруг и спросил:
— Это что?
— Владюш, у меня день рождения, ты, наверное, забыл…
— Я ничего не забыл. Это — что, я спрашиваю! — Он двумя пальцами брезгливо взял со стола бутылку и вылил ее содержимое на пол. Ната поняла, что лучше молчать. Алина и Вика ретировались.
— Все нормально, — шепнула ей на прощание Алина. — Богатые все такие.
Влад сел за стол, поднял за ногу курицу, тоже двумя пальцами и тоже — брезгливо, покрутил на весу.
— День рождения… — протянул он. — Я работаю как слон, света белого не вижу, каждую копейку потом и кровью зарабатываю на наш дом, прихожу домой, а тут — здрасте! Какие-то пошлые девки пьянствуют!
— Владюш… Это не пошлые девки, это мои подруги!
— Я хочу дома отдыхать! — Он схватил салатницу и швырнул остатки «Мимозы» в угол.
Натка вздрогнула и вжалась в стену. Салатница просвистела в сантиметре от нее. Умение уворачиваться от летящей посуды ей досталось в наследство от Лешика.
— Отдыхать, а не развлекать твоих подружек! — закричал Влад.
«Все нормально, — вспомнила Натка слова Алины, — богатые все такие…»
— Ладно, я пошел спать, а ты делай выводы. Нужно уважать и беречь друг друга, — Влад пружинисто спустился по лестнице, а она пошла за тряпкой, чтобы убрать «Мимозу».
Все нормально, успокаивала она себя, еле сдерживая слезы и оттирая пол. Чтобы зарабатывать такие деньги, как Влад, нужно быть особенным человеком — да, жестким, да, циничным, да, невнимательным, но если хочешь жить на тридцатом этаже и иметь собственный загородный дом, надо терпеть. И уметь приспосабливаться. Надо любить его таким, какой он есть. Потому что другие — толстые, истеричные, женатые и ревнивые. Толку от них никакого. Только битая посуда и обещания развестись…
Натка понимала, что логика в ее рассуждениях сильно хромает, но никакого другого оправдания своей новой любви не находила.
Она опять спала с Сенькой в гостиной. На этот раз сын, заметив ее слезы «в подушку», промолчал. Только вздохнул тяжело.
А к третьему разу Натка оказалась готова. Сенька в порядке своего очередного эксперимента наделал бомбочек с красным перцем и разложил по квартире в потайных местах — под ковром, на креслах, под ободом сиденья на унитазе, на кровати, на стульях…
Бомбочки были бумажные, плоские, маленькие, и заметить их оказалось трудно. При нажиме перец вырывался наружу со всеми вытекающими последствиями.
Чихая и обливаясь слезами, Натка поймала Сеньку, который тоже чихал и рыдал, схватила его за ухо, но надрать не смогла — ни сил не хватило, ни желания.
— Сейчас Владик придет, он нас выгонит, — выдохнула она.
— Пусть, — сказал Сенька.
— Это тебе пусть, а я люблю его.
— Я-то тут при чем? — резонно заметил Сенька и так чихнул, что салфетки веером вылетели из подставки и запорхали по кухне.
