«Письмо» Уткин включал впоследствии почти во все свои сборники. И вполне справедливо: это стихотворение — первый удачный опыт молодого автора, ибо здесь ему впервые удалось взглянуть на мир сквозь призму индивидуальной человеческой судьбы.
В 1924 году Иркутский губком партии и губком комсомола решают отправить Уткина учиться в Москву. Так появился в столице будущий поэт, — во многом неискушенный, во многом — многоопытный человек, влюбленный в революцию и поэзию.
В Москве началась уже настоящая литературная биография Уткина. Сложилась она не просто.
Очень скоро Уткину удалось заявить о себе достаточно выразительно и оригинально. Сказать свое слово поэту молодому всегда нелегко. Тем более это было нелегко и 20-е годы, когда гремел голос Маяковского, когда громадной популярностью и любовью пользовалась поэзия Есенина, когда жизнь литературная была очень интенсивна и каждый год обогащал поэзию новыми именами… Но Уткин не затерялся и не пропал.
В конце 1924 — начале 1925 года на страницах московских журналов «Огонек», «Прожектор» и «Смена» появились стихи Уткина о гражданской войне: «Рассказ солдата», «Расстрел», «Песня о матери» и другие. Написанные, как и стихотворение «Письмо», просто, искренне и вполне самостоятельно, они обратили на себя внимание Л. В. Луначарского, который по первым же прочитанным стихам сумел как нельзя более точно определить характер дарования Уткина, его главные особенности, которым поэт остался верен на всю жизнь. «С одной стороны, Уткин твердый и ясный революционер, — писал Луначарский. — Революцию Уткин не просто знает, не просто пережил, а она стала именно такой идейно-эмоциональной средой, в которой принимают другую форму, облагораживаются, становятся на свое место… любые темы… Но, кроме этого, Уткину присущ чрезвычайно мягкий гуманизм, полный любовного отношения к людям. Эта любовь не сентиментальна. Она горяча и убедительна. Она совершенно легко сочетается с мужеством революционера и порою даже с необходимой для революционера жестокостью… Но там, где обе эти ноты — сознание революционного долга, заключающегося в служении перестройке на высших началах всей человеческой жизни, и сердечная нежность — соединяются в один аккорд, получается особенно очаровательная музыка. Она и слышится в строфах Уткина».[5]
Настоящий же успех принесла Уткину поэма «Повесть о рыжем Мотэле». Первое публичное чтение «Повести», состоявшееся во Вхутемасе на литературном вечере, послужило Уткину своего рода путевкой в поэтическую жизнь.
«Маяковский, — вспоминает об этом вечере И. Рахилло, — первый из поэтов публично признал и приветствовал тогда еще никому не известного молодого поэта…
Настроение у студентов < Вхутемаса > было приподнятое, Праздничное. Маяковский привычно поднялся на сцену. Сняв пиджак, он деловито повесил его на спинку стула и без всяких предисловий начал читать стихи. Набатный бас его гремел. В зале было жарко и душно. Маяковский устал, но студенты требовали все новых и новых стихов.
Надо было устроить хотя бы небольшую передышку. Я объявил:
— Сейчас выступит поэт Иосиф Уткни!
В зале вспыхнул неудержимый смех.
— Иосиф Уткин! Какой Иосиф Уткин?!
Всех развеселило непривычное сочетание библейского имени Иосиф с простой и обыденной фамилией — Уткин. Перекричать зал было немыслимо.
Уткин стоял за кулисами бледный и нервно кусал губы. Я обратился за помощью к Маяковскому:
— Владим Владимыч, прошу заступиться!
Маяковский шагнул на авансцену и поднял руку:
— Товарищи, это же неуважение к молодому поэту, давайте послушаем!
Уткин вышел на сцену при полной тишине. Он был в сапогах и в синей расстегнутой рубахе, из-под нее выглядывал уголок полосатой матросской тельняшки. Буйный костер взлохмаченных волос украшал его высоко поднятую голову. Он насупленно смотрел в зал. Сложившаяся обстановка была совсем невыгодна для первой встречи. Выступать в этой аудитории после Маяковского не всякий решился бы.
Уткин начал читать с подъемом, вдохновенно. Аудитория была захвачена врасплох, и многим, вероятно, стало неудобно и стыдно за свое поведение. Когда он закончил чтение главы, в зале поднялся невообразимый шум.
— Уткина, Уткина! — кричала одна половина слушателей.
— Маяковского, Маяковского! — требовали другие.
Маяковский снова вышел на сцену.
— Видите, а вы не хотели слушать! — улыбаясь, сказал он. — Если хотите, из нового я прочту вам „Сказку о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий…“. Правда, эта вещь у меня еще не совсем отделана…
— Просим, просим! — поддержали из зала.
Маяковский познакомил слушателей со своей новой сказкой. Затем Уткин дочитал поэму до конца и был награжден восторженными аплодисментами аудитории.
Широким шагом Маяковский пересек сцену и дружески, от всей души пожал руку молодому поэту.
— Замечательно, товарищ Уткин, — громко поздравил он, — заходите, Мясницкая, 21, к Асееву. Мы всегда будем вам рады!»[6]
Опубликованная в четвертом номере «Молодой гвардии» за 1925 год «Повесть» сразу стала заметным событием литературной жизни. Всех привлек и заворожил ее совершенно оригинальный стиль: поэма была написана на том русско-еврейском жаргоне, который можно было слышать в провинциальных городах дореволюционной России и который был хорошо знаком Уткину. Автор «Повести» воспользовался этим языком смело и непринужденно, не побоявшись устных интонаций анекдота. Форма эта не была самоцелью, она была вызвана сутью: секрет поэмы в том, что написал ее Уткин от лица и с точки зрения сотен самых разных собирательных и нарицательных Мотэле, бедных и скромных тружеников, чью жизнь «перекроила» революция. Устный рассказ, ведущийся от лица каждого попеременно, — вот своеобразие жанра этой поэмы, в творчестве Уткина — явления исключительного и в дальнейшем не