признать, что колонии хиппи по своей природе неустойчивы, а бесконтрольное употребление некоторых наркотиков усиливает сдерживаемую до поры до времени тягу к насилию и саморазрушению). Вспомнив о наркотиках, они заговорили о возможности жизнестойкой наркотиковой субкультуры. Сэм принялся рассказывать о ЛСД. Дев активно употреблял его в течение нескольких месяцев (еще до нашего знакомства) и сейчас принялся утверждать, будто ценность ЛСД в освобождении потенциала человека сильно преувеличена. Дев согласился, что реальная надежда человечества лежит в групповых собеседованиях наркоманов. (С этим мы все были согласны на сто процентов. Мы с Девом ходили на такие встречи, правда, отдельно друг от друга. С тех пор прошла уже не одна неделя, а я по-прежнему чувствую себя, как большая ласковая кошечка. Созидательная энергия и доброта поначалу лились через край, но суровая повседневная жизнь постепенно снова превратила меня в постоянно глотающую аспирин неврастеничку.)
Рождество прошло очень уютно и весело. Дев вчера уехал на пару дней к родителям. Я бы тоже могла поехать с ним, но только его сестра, славная девчонка, благосклонно относится ко мне. Самое обычное проявление национального шовинизма, и мы, пожалуй, просто должны привыкнуть к нему. К тому же мне предстояло много поработать над двумя серьезными работами, которые необходимо сдать до конца января.
Я вернулась из библиотеки и нашла на двери потрепанную карточку Санта-Клауса. На ней было написано: «Привет! Помнишь меня? Если на каникулах станет скучно, позвони. Лона». Я уже собралась было позвонить Лоне Келс, но потом передумала и почувствовала себя самой настоящей крысой. Лоне Келс, наверное, одиноко, скорее всего она безобидная девчонка, и я ей нравлюсь. Не знаю. У меня сейчас слишком много других дел.
С трудом нашла время, чтобы продолжать вести этот забытый дневник. Вот уже несколько недель, как не написала ни одного приличного стихотворения. Все выходит кисло и как-то нервно. (Недавно я стала употреблять это слово слишком часто.)
У нас с Девом вот-вот должен произойти большой разговор. Только этого мне не хватает накануне менструации, которые всегда проходят очень болезненно и тяжело. Дев даже не пытается скрыть своего неудовольствия, причем недоволен он почти всем. Больше в науке не существует целостности. Чтобы быть свободным, чтобы держаться за свою собственную целостность и честность в этом бесполезном обществе, он должен найти выход из тюрьмы, в которой находился. Сейчас Деву казалось, будто этот выход заключается в рисовании. Может, из него и выйдет паршивый художник, сказал он мне (если бы мне только удалось отучить его от противной привычки ходить во время разговоров со мной, я бы могла чувствовать себя счастливой женщиной), но самое главное — быстро освободиться от всего разрушительного в жизни и очистить свой мозг от разной дряни, жить честно и с надеждой творить.
«Думаю, нам понадобится как минимум год, — продолжил Дев Кауфман. — А может, на это уйдет три года, кто знает? Мы поедем в Европу, предпочтительно в страну, язык которой не знаем, чтобы нельзя было читать газеты. Будем вести очень простую жизнь».
Самое обидное то, что я не могу с ним спорить. Дело в том, что мне известно, как сильно Дев страдает от своего недовольства и как уверен, будто наконец нашел лекарство от него. Но мне грустно от того, что я не могу разделить с ним его… собиралась написать «энтузиазм», но нет, это не энтузиазм. Это не что иное, как унылая решимость перевернуть все с головы на ноги, опустошить свою жизнь и вновь наполнить ее… чем-то. Сейчас этим наполнителем является живопись. Чем закончится его последняя идея, не знаю. Удастся ли ему сейчас в отличие от прежних попыток полностью наполнить свою жизнь?
Эти мысли не дают мне уснуть всю ночь. Как мы собираемся жить дальше, Дев? Живя в стране, где не сможем говорить на местном языке… даже друг с другом?
Глава 8
На улице бушевала гроза. Отставной генерал Генри Фелан Морзе вошел в холл полицейского участка, расположенного в недавно пристроенном крыле старинного колониального здания, в котором находилась администрация. Он кивнул дежурному полицейскому, сидящему в стеклянной будке, и снял шляпу, с которой ручьем текла вода. Потом угрюмо двинулся по коридору, сильно опираясь на черную трость.
Морзе дошел до конца коридора, открыл дверь с надписью «Дознание» и вошел в комнату.
Обычно в этой небольшой комнате площадью четырнадцать квадратных футов находились только металлический стол с серой столешницей да четыре деревянных стула, но сейчас ее превратили в штаб расследования похищения Кэрол Уоттерсон. На стенах висели подробные карты местности, поставили четыре телефона, полицейское радиооборудование, телетайп, диапроектор с экраном, принесли меловую доску и доску для художника.
В этот поздний час в комнате находились два человека, и оба говорили по телефону. Лейтенант детектив Питер Демилия посмотрел на вошедшего старика, вопросительно поднял брови и продолжил разговаривать. Положив трубку, он что-то записал в блокнот.
Генерал спросил:
— Где Гаффни?
Демилия показал на телефон.
— Только что разговаривал с ним, Генерал. Он в Кингстоне.
— Нашли что-нибудь интересное в этом фургоне «фольксвагена»?
— Достаточно, чтобы на пару дней загрузить работой передвижную лабораторию.
— Но доказательств, что Кэрол увезли именно в этом фургоне, пока нет?
Демилия сонно посмотрел на собеседника.
— Последний человек, который сидел за рулем, постарался везде стереть отпечатки пальцев, но с помощью только обычного носового платка невозможно уничтожить все следы. Ребята из лаборатории нашли детергент, образцы почвы, следы рвоты, волосы, кусочек человеческой кожи, мочу. Имеются фрагментарные отпечатки пальцев и один хороший отпечаток ладони. По-моему, всего удалось собрать с пару сотен образцов для анализа. Может, один из них окажется полезным. — Лейтенант заколебался, потом добавил: — Самая главная пока улика — несколько крупинок желтой краски в нитях трех из четырех шин фургона. Такой краской в этом штате наносятся предупредительные полосы на шоссе и обозначаются запретные зоны и парковочные стоянки.
— Краска свежая?
— Судя по всему ей пользовались всего несколько дней назад. Мы все еще проверяем магазины в нашем штате, в Джерси и в Коннектикуте. В понедельник были размечены двенадцать миль 210 шоссе западнее Стоуни Пойнта. Это округ Роклэнд.
— Полагаю, Гаффни покажет владельцу пункта проката фургонов человека, которого вы задержали сегодня утром.
— В этом нет смысла, Генерал. Мистер Фликер ко всеобщему удовлетворению доказал, что до вторника на этой неделе тихо, и мирно подделывал чеки в Луисвилле. Его хорошо запомнил водитель автобуса, на котором он приехал. Фликер всю дорогу не закрывал рта. Он рассказывал об изобретениях, которые собирался сделать, и книгах, которые собирался написать. Кроме длинных волос, как у хиппи, Фликер ничем особенно не похож на человека, который назвался Гомером Сьювеллом из Барстоу, штат Теннесси.
— Естественно, никакого Гомера Сьювелла в природе не существует?
— Не существует не только Сьювелла, но и в Теннесси нет никакого Барстоу. Восемь месяцев назад из департамента общественной безопасности Теннесси были украдены около тысячи пустых водительских удостоверений. Сейчас мы знаем судьбу одного из них. — Пит Демилия помассировал затылок и спросил: — На улице по-прежнему льет, как из ведра, Генерал? Хотите кофе?
