еврея».
— Вот что, Иннокентий Абрамович, — решился наконец Белогор, — мы вам поможем. У меня есть к вам предложение: хотите продолжить работу в кругу единомышленников?
— В каком смысле? — нахмурился Зухель.
— Дело в том, что «Перун» неофициально обеспечивает безопасность одного перспективного научного центра…
Глава 1
Томск, три дня до Нового года, утро
Все–таки Новый год — самый радостный и ожидаемый праздник. Допускаю, что существуют отдельные мрачные личности, утверждающие, что Новый год — еще один шаг к неизбежному концу. Лично мне их искренне жаль. Сразу вспоминается старый анекдот из моей прошлой, медицинской жизни: «Доктор, я жить буду? — А смысл?..»
Я, например, подсознательно начинаю ощущать приближение новогоднего праздника примерно недели за три. Люди вокруг меняются, становятся оживленнее, приветливей, в глазах зажигаются проказливые огоньки, отовсюду слышны шутки, смех. На улицах и в магазинах появляются первые украшения — бумажные снежинки, китайские гирлянды, светомузыка, — и возникает приятная предпраздничная суета.
А уж за три–четыре дня вспыхивает натуральный ажиотаж. Все мечутся, скупают на подарки уже никому не нужные вещи, в продуктовых магазинах самые настоящие очереди за самыми обычными товарами. Толкотня, беготня, гвалт. Но таковы уж мы, россияне — все делаем в самый последний момент.
Вот и я за три дня до Нового года все еще не определился, где и с кем буду его встречать. Холостая жизнь, конечно, имеет свои плюсы, но минусов у нее тоже хватает. Один из них можно обозначить примерно так: «Кому он нужен, этот Васька?». Здорово, если есть прочная, устоявшаяся компания. Но у меня ее не было. Нет, конечно, существовало минимум два места, где я оказался бы желанным гостем, но всему виной мой неугомонный и общительный характер. Ему все время нужны новые ощущения, новые впечатления, ну и новые приключения, естественно.
И вот сегодня, в последний рабочий день — предпраздничный — я сидел за своим рабочим столом в редакции и чертил табличку. По вертикали в первой колонке я выписал все возможные компании, куда бы можно было пойти, а следующие две колонки обозначил как «за» и «против». В самый разгар этого ответственного дела в комнату неожиданно вкатился Колобок, то есть мой непосредственный шеф — Григорий Ефимович Разумовский. Прозвище свое он оправдывал на все сто: кругленький, лоснящийся, энергичный и самоуверенный — вылитый Колобок!
Правда, передо мной после той жутковатой истории с полтергейстом из Заречья, когда я буквально спас шефа от растерзания потусторонними силами, вырубив его на несколько минут и тем прервав гибельный контакт, Разумовский не то чтобы терялся, а относился ко мне с заметным пиететом.
— А, Дмитрий Алексеевич, — изрек Колобок, уставившись на меня и в замешательстве теребя мочку уха, — очень хорошо, что вы еще здесь.
— Почему — еще, Григорий Ефимович? — не понял я, с сожалением оторвавшись от своей непростой задачи.
— Потому что есть одна небольшая проблемка, которую решить сможете только вы.
У меня неприятно засосало под ложечкой. Когда шеф изъяснялся подобным образом, сие означало, что или «горела» полоса и в нее срочно требовалось «влить» информацию до полного объема, либо наклевывалось какое–то нестандартное дело, лучше с мистическим душком. И в том и в другом случае журналист Котов — ваш покорный слуга — считался у начальства чуть ли не единственным специалистом, способным «лечь грудью на амбразуру», но добыть нужные килобиты в кратчайшие сроки.
— Это новогодний сюрприз? — желчно поинтересовался я. Обычно такой тон мигом сбивал шефа с делового настроя, Колобок терялся, начинал мямлить, а иногда даже просил прощения за беспокойство. Но не в этот раз!
— Можно сказать и так, — невозмутимо заявил он. — У нас киднеппинг!
— У нас в стране каждый год похищают по нескольку тысяч людей. Это давно уже не сенсация.
— Но не в этом случае.
— И что в нем особенного?
— Из Заречного детдома исчезло сразу пятнадцать детей! — Колобок воззрился на меня с видом форварда, забившего финальный мяч.
— Опять Заречье? — парировал с усмешкой я. — Неужели снова полтергейст зашевелился?
При слове «полтергейст» шефа заметно передернуло, но он все же нашелся.
— Вот ты и выясни, Котов.
— Это шутка?
— Почему?
— Двадцать девятое декабря, Григорий Ефимович! — трагическим голосом сообщил я.
— Рабочий день, — пожал он плечами. — Действуйте, Дмитрий Алексеевич, — и стремительно выкатился из комнаты.
Шутки кончились. Я мрачно уставился на свою таблицу.
— Вот тебе, чтоб не мучился! — громко сказал я в пространство и вычеркнул все пункты, кроме одного: «Ракитины».
Что ж, первая мысль всегда самая верная. Поскольку в нашем городе киднеппинг — явление нечастое, даже редкое, невзирая на государственную статистику, заниматься им, конечно, будет капитан Олег Ракитин, лучший опер криминальной милиции, мой бывший однокашник и самый близкий друг.
«А вообще–то, какой может быть киднеппинг в детдоме?! — мои тренированные извилины уже заработали в нужном направлении. — Логичнее предположить массовый побег, например? Тоже не редкость в наше время. Поскольку условия жизни в этих заведениях частенько несильно отличаются от исправительно–трудовых колоний. Детки, детки, и куда же вас понесло? Зима в полный рост: морозец под двадцать, сугробы выше головы. В городе спрятаться особо негде. Милиция перекроет все немногочисленные дороги, автовокзал и «железку», потом начнут планомерное прочесывание подвалов и заброшенных строений — выловят по одному и пачками за несколько дней! Вот если бы пропал один ребенок, тогда возможно…»
Умственные упражнения мои были прерваны внезапно ожившим служебным телефоном. Даже не пытаясь догадаться, кто бы это мог быть, я снял трубку.
— Котов слушает.
— Але, это номер 55–24–12? — раздался в наушнике подозрительно знакомый голос.
— Нет…
— Так что ж вы снимаете трубку?
— Блин, Дюха! — радостно взревел я. — Откуда ты, черт?
Опустившийся почти до нуля градус моего настроения стремительно прыгнул к точке восторга, потому что это был он, Андрей Куваев, мой бывший сосед по парте, тоже старый друг, а еще — системный программист, забияка и путешественник. Правда, на путешествия его «пробило» буквально последние лет пять. Именно поэтому мы теперь виделись редко, но это никак не отразилось на наших чувствах. Более того, с некоторых пор у нас вошло в привычку собираться у кого–нибудь на квартире после очередного Андрюхиного возвращения и слушать рассказы о его приключениях, потягивая ром или благородный коньяк и покуривая любимые сигареты.
«Кажется, Новый год у меня все–таки состоится!» — весело подумал я.
— Из Аотеароа, Димыч, — уже нормальным голосом загудел Андрюха, — то есть из Страны Длинного Белого Облака!
— Ух ты, из Новой Зеландии?!
