никогда не могли понять, что у нее на уме, но она и сама этого никогда не могла понять и ломала над этим голову ничуть не меньше других. О том, что она тоже способна испытывать эмоции, становилось известно в прошлом только в те моменты, когда с ней случались внезапные бурные вспышки гнева, часто влекшие за собой самые печальные последствия. Став взрослой, Иссерли научилась полностью владеть собой и держать свой гнев под спудом. В нынешней ситуации, когда от выдержки зависела ее жизнь, самообладание становилось просто необходимым. Но в результате этого Иссерли порой сама не могла разобраться, что же она на самом деле чувствует. Ее собственные переживания стали казаться ей увиденным краешком глаза отблеском чьих-то фар в боковом зеркале. Увидеть их ей удавалось лишь украдкой, подглядывая за ними.
Не так давно она стала подозревать, что все эмоции, так и не выплеснувшиеся наружу, застряли внутри ее организма, словно непереваренная пища, и теперь проявляются в виде различных физических симптомов. Боли в спине и резь в глазах в последнее время давали о себе знать гораздо сильнее, чем обычно, безо всякой особенной причины – очевидно, просто потому, что Иссерли постоянно пребывала в беспокойстве.
Еще один тревожный признак: в последнее время самые банальные события – вроде школьного автобуса, который обогнал ее сегодня утром в тумане, – огорчали ее непропорционально сильно. Будь она в нормальной форме, зрелище автобуса, битком набитого ухмыляющимися и жестикулирующими подростками, ничуть не смутило бы ее. Сегодня, однако, после того как Иссерли пришлось покорно плестись позади него несколько миль подряд и все это время школьники строили рожи, подмигивали и что-то рисовали своими сальными пальцами на запотевшем стекле широкого заднего окна, за которыми они казались персонажами на экране телевизора, она совершенно пала духом. Ей казалось, что все их недоброжелательные жесты направлены лично против нее.
В конце концов автобус свернул с «девятки», и Иссерли оказалась на хвосте у неприметного красного седана, как две капли воды похожего на ее «тойоту». Казалось, что бесконечная цепочка машин протянулась через весь быстро тонувший в сумерках мир.
Иссерли решила, что она, наверное, все-таки просто расстроена. К тому же у нее болела спина, нестерпимо зудел шрам на копчике, а глаза распухли после того, как она несколько часов подряд вглядывалась в дорогу через залитое дождем лобовое стекло и толстые линзы очков. Если отказаться от дальнейших попыток и отправиться домой, то можно будет снять очки, чтобы дать глазам отдохнуть, упасть, свернувшись калачиком, на кровать и, возможно, даже поспать. Боже, какое это будет счастье! Мелкие животные радости, жалкие утехи, позволяющие ненадолго позабыть о позорной неудаче.
Уже подъезжая к Давиоту, она, однако, заметила высокого поджарого водселя с большим рюкзаком, который держал в руке картонную табличку с надписью «ТУРСО». Он выглядел привлекательно. После обычных трех заходов Иссерли остановилась, проехав метров на десять дальше того места, где стоял автостопщик. В зеркале заднего вида она разглядела, как тот бежит к машине, сбрасывая на ходу рюкзак с широких плеч.
«Он, должно быть, очень сильный, если с таким грузом может еще и бегать», – подумала Иссерли, потянувшись к ручке двери.
Поравнявшись с машиной, автостопщик, сжимая пеструю лямку рюкзака в длинных бледных пальцах, помедлил в нерешительности перед дверью, распахнутой для него Иссерли. Он улыбнулся виновато; рюкзак его был по размеру больше, чем сама Иссерли, и явно не поместился бы ни у него на коленях, ни даже на заднем сиденье.
Иссерли выбралась из машины и открыла багажник, который всегда был пуст, если не считать баллона с бутаном и маленького огнетушителя. Совместными усилиями они запихали рюкзак в багажник.
– Большое спасибо, – сказал владелец рюкзак важным и звучным голосом, который, как была в состоянии понять даже Иссерли, выдавал в нем иностранца.
Иссерли вернулась за руль, турист сел на пассажирское сиденье, и они тронулись с места в тот самый момент, когда край солнечного диска коснулся линии горизонта.
– Какое везение! – сказал пассажир, аккуратно переворачивая картонную табличку надписью вниз и укладывая ее на колени, обтянутые оранжевыми штанами для трекинга. Табличка была аккуратно вставлена в прозрачную пластиковую папку, в которой лежала еще целая пачка бумаги, причем на каждом месте было явно написано название какого-нибудь населенного пункта. – Не так-то просто поймать здесь машину после захода солнца.
– Покупатели любят видеть товар лицом, – согласилась Иссерли.
– И их можно понять, – сказал автостопщик.
Иссерли откинулась на спинку кресла, положила руки на руль сверху и предоставила пассажиру возможность рассмотреть свой товар.
Ему ужасно повезло. Если все будет в порядке, он попадет в Турсо к вечеру, а завтра окажется уже на Оркнейских островах. Разумеется, до Турсо еще ехать добрую сотню миль, но машина, едущая со средней скоростью пятьдесят миль в час – или даже сорок, как эта, – теоретически может покрыть это расстояние за три часа.
Он еще не спросил у девушки, куда она едет. Возможно, она провезет его совсем недолго, а затем скажет, что ей нужно свернуть с шоссе. Однако она, похоже, уловила его намек на трудности путешествия автостопом в темное время суток, а это, скорее всего, означает, что она не собирается высадить его через десять миль где-нибудь на пустынной дороге. Скоро она с ним заговорит, это наверняка. Последняя реплика была его, так что, если он заговорит с ней сам, это будет не совсем вежливо.
У этой девушки явно не шотландский акцент.
Может быть, она из Уэльса? Жители там говорят очень похоже. А может, она и вовсе с континента, только явно не из одной из тех стран, которые ему хорошо знакомы.
Когда он голосует, женщины останавливаются редко. Они почти всегда проезжают мимо, причем дамы постарше неодобрительно покачивают головой, словно то, что он делает, сродни какой-то безрассудной выходке – типа кувыркания на проезжей части дороги, а молодые девушки косятся на него так раздраженно и нервно, словно он уже забрался к ним в машину и начал приставать. Но эта девушка была совсем другой. Она встретила его очень приветливо, а сейчас без стеснения демонстрировала ему свою огромную грудь. Оставалось только надеяться, что она не собирается делать ему никаких предложений интимного свойства.
По крайней мере до тех пор, пока они не доедут до Турсо.
Пока она глядела вперед, он почти не имел возможности рассмотреть ее лицо, а жаль. Очень интересное лицо. Очки с такими толстыми стеклами, каких он никогда прежде не видел. В Германии водительские права не выдали бы тому, кто страдает столь серьезным расстройством зрения. Ее посадка за рулем, как ему показалось, свидетельствовала о серьезных проблемах с позвоночником. Руки большие, но при этом необычно узкие. Кожа по краю ладони от мизинца и до самого запястья, блестящая и словно ороговелая, совсем другой текстуры, чем в других местах, – вероятно, последствие пластической операции. Но грудь просто само совершенство – большая, безупречной формы. Впрочем, возможно, и это – последствие операции.
Но вот она повернулась к нему, тяжело дыша ртом, словно ее маленький, изящный носик тоже изваян скальпелем хирурга, причем безо всякого учета действительной потребности организма в кислороде. Сильно увеличенные линзами глаза, хоть и красные от усталости, были, по его мнению, все же потрясающе красивыми. Радужные оболочки, каре-зеленые, сверкали, словно мазки какой-то экзотической бактериальной культуры под объективом микроскопа.
– Итак, – сказала она, – что вам нужно в Турсо?
– Не знаю, – ответил он. – Возможно, что ровным счетом ничего.
Только теперь она заметила, какая у него великолепная фигура. Обманчиво худощавая, но на самом деле необычайно мускулистая. Он, наверное, смог бы бежать следом за медленно едущей машиной целую милю.
– И что вы будете делать в этом случае? – спросила она.
