напивалась. – Аманда увидела в экране монитора, как на губах его появилась печальная улыбка. – А напивалась она часто. И очень любила, когда я массировал ей плечи. – Перед глазами всплыл вдруг образ злобной старухи, такой отчетливый, словно Пирс в последний раз видел ее вчера. Память сделала какой-то странный зигзаг, и Пирса охватил вдруг страх, словно в прежние дни. – Она заставляла меня делать это часами.
Пирс почувствовал, как мышцы Аманды слегка напряглись. Он никогда никому не рассказывал о своей семье – о своей настоящей семье. И не понимал, почему вдруг сделал это сейчас. Аманда влияла на него каким-то странным образом. Или, может быть, он думал, что, зная о нем больше, эта женщина сможет лучше понять его?
Не надо было ему этого делать.
Аманда внимательно смотрела на нечеткое отражение лица Пирса в экране компьютера. Ей видно было, что его одолевают сейчас самые противоречивые эмоции.
– А что говорила на это ваша мать?
Теперь на лице Пирса появилась циничная улыбка.
– Ничего. Ее там не было. – Он сам не понимал, как вырвались у него эти слова. Словно просочились в какую-то щель в его сознании. – Она оставила меня, когда мне было шесть месяцев. Я понятия не имею, как она выглядела. Бабушка не держала в доме ее фотографий.
Аманде вдруг захотелось повернуться и заглянуть в лицо Пирса. Ее тянуло поверить ему, обнять, прижать к груди и сказать, что ей очень жаль. Но не стоило забывать, что перед ней был Пирс Александр – мужчина, который скажет и сделает все, что угодно, лишь бы добиться желаемого результата. Говорит ли он правду, или эта очередная ложь изобретена лишь затем, чтобы разжалобить ее? Она не могла решить это разумом, но чувства ее уже сделали свой выбор.
По-прежнему глядя на отражение Пирса, Аманда тихо спросила:
– А вы никогда не пытались найти ее?
– Нет, – быстро ответил Пирс. – Я думаю, нам обоим будет лучше, если мы так и не увидим друг друга.
Пирс действительно верил в то, что говорил, и на какую-то долю секунды Аманде вдруг стало больно и обидно за него. Она подумала о Кристофере, мирно спящем в своей комнате. И о Джеффе, который оставил их, даже не бросив прощальный взгляд в сторону сына. Аманде часто приходилось иметь дело с подобными историями, и давно пора было привыкнуть, но все же она никак не могла понять родителей, которые бросали собственных детей. Для самой Аманды ребенок был не только частью, но и смыслом ее жизни.
– Но как она могла бросить своего ребенка?
Услышав сочувствие в голосе Аманды, Пирс мысленно приказал себе не расслабляться. Он не нуждался в сочувствии. От Аманды ему требовалось совсем другое. Но если это так, ехидно поддразнивал его внутренний голос, то зачем он рассказал ей все это?
– Очень просто. Ее совершенно не волновало, что будет со мной дальше. – Пирс давно свыкся с этой мыслью и теперь никак не мог понять, почему это у него вдруг запершило в горле. – Если бы это было не так, она бы задумалась, оставляя меня бабушке, которая признавала только один способ наведения порядка – кулаками.
– Она била вас? – в ужасе воскликнула Аманда, представив себе эту картину.
Пирс рассмеялся, вспоминая Беатрис Александр, предпочитавшую общаться с внуком с помощью плетки, которой она владела не хуже, чем аргентинские гаучо.
– Только когда ей удавалось меня поймать. Это было не так уж просто.
Пирс двенадцать раз убегал из дома. Последний раз это случилось, когда ему было пятнадцать, и на этот раз ему наконец-то удалось убежать окончательно. Да никто и не заботился о том, чтобы вернуть его.
Пирс закончил массаж плеч Аманды.
Она обернулась и посмотрела на него снизу вверх. Пирс увидел ее полные сочувствия глаза. Он думал, что это разозлит его, но вместо этого в ответ на взгляд Аманды слова полились из него сплошным потоком, как ни пытался он их остановить.
– Я уже давно перестал обвинять ее во всех своих бедах. Ей тоже приходилось несладко. Однажды мне сказали, что в молодости бабушка хотела стать танцовщицей, но в шестнадцать лет она забеременела, и пришлось похоронить свою мечту. – Пирс попытался представить себе бабушку в шестнадцать лет, но у него ничего не получилось. – Муж сбежал и оставил ее с четырьмя детьми, которых надо было растить одной. Одного сына убили при попытке ограбления магазина. – Губы его снова искривились в невеселой улыбке. Засунув руки в карманы, Пирс присел на край стола лицом к Аманде. – Это был дядя Гарри. Дядя Боб пошел служить на флот. Бабушка иногда получала от него открытки. Но он ни разу не приехал повидаться с ней, и мне трудно его в этом упрекнуть. – Сам Пирс вернулся взглянуть на бабушку только один раз – на ее похороны. – Дядя Пит просто исчез в одно прекрасное лето. Мне кажется, он был голубым и никак не мог смириться с этим. – Пирс глубоко вздохнул и обхватил себя руками за плечи. – А младшей была Билли. Моя мать, – даже язык его отказывался произносить это не слишком знакомое слово. Он, пожалуй, впервые называл ее так. Пирс всегда думал о ней как об «этой женщине». – Она искала любви в самых неподходящих для этого местах.
У Пирса никогда не было иллюзий относительно собственного происхождения. Он был незаконнорожденным. Мать его была самой обыкновенной проституткой. Она имела так много мужчин, что не могла даже определить, от кого забеременела.
Неожиданно Пирсу захотелось закурить. Он потянулся в карман за сигаретой, но тут же вспомнил, что оставил пачку дома. К тому же она все равно была пуста. – Поэтому я и стал иностранным корреспондентом. – Он рассмеялся, пытаясь сделать вид, что только что рассказанная история ему абсолютно безразлична. Он прошел долгий и тяжелый путь от запуганного пятнадцатилетнего подростка до мужчины, которым стал. Но об этом знал только он один. Только он знал, какие лишения пришлось терпеть, чтобы получить образование, не дать поглотить себя гнилому болоту отбросов общества, затянувшему его бабушку и мать. – Еще в старой доброй Джорджии я успел узнать, что такое поля сражений.
Пирс поглубже засунул руки в карманы и отвернулся от Аманды, испугавшись, что она прочтет в его глазах чувства, которые он не хотел бы никому демонстрировать, – невыносимую боль маленького покинутого всеми мальчика.
– В жизни на юге нет ничего романтического, Мэнди, – тихо произнес он, снова вспомнив свое несчастное детство. – Если не верите мне, почитайте Фолкнера и Теннеси Уильямса.
Аманда молча смотрела ему в глаза. Она даже не знала, с чего начать.
– Мне очень жаль, – прошептала она.
Пирс мысленно проклинал себя за то, что рассказал ей все это. Он резко обернулся к Аманде и попытался изобразить на лице обычную циничную улыбку.
– Итак, какая история нравится вам больше? О том, что я дядюшка пятерых племянников и племянниц? Или о бедном брошенном южном мальчике, которого лупила злая бабушка?
Теперь он пытался разозлить Аманду, снова оттолкнуть ее от себя. Она сразу поняла, что, раскрыв перед ней душу, Пирс стесняется теперь своего порыва.
– У вас нет пятерых племянников и племянниц, – тихо сказала Аманда. – Я проверяла.
Пирс наклонил голову.
– Как это предусмотрительно с вашей стороны. Но бабушки у меня тоже нет.
Она умерла, когда Пирсу исполнилось восемнадцать. Он не проронил тогда ни единой слезинки. Ее смерть сделала его наконец свободным не только юридически, но и морально.
Аманда смотрела на Пирса, пытаясь разгадать душу этого человека. Оказывается, он был не из тех, кого не волновало в этой жизни ничего, кроме секса и карьеры.
– Но она ведь была у вас.
Пирс пожал плечами, снова чувствуя себя немного неловко.
– Каждый когда-то имел бабушку. Послушайте, вообще-то я выдумал все это, чтобы вы не сразу накинулись на меня с кулаками по поводу Грейнджера. – Пусть уж лучше орет на него, чем жалеет. Он ненавидел жалость. – Ведь Грейнджер наверняка уже рассказал вам, что я успел у него побывать.
Слова Пирса напомнили Аманде о том чувстве, которое она испытала, услышав сообщение Уитни, – она
