политических образований, существовавших в мире.
Балдуин взошел на императорский трон и стал слушать мессу, держа в одной руке скипетр, а в другой — золотую державу, увенчанную крестом. Робер де Клари явно обозначил высокий уровень власти, когда писал: «Бывшие на нем алмазы стоили больше сокровищницы иного богатого королевства».[586] После мессы новый император прошествовал из великого храма, сел на белого коня и в сопровождении эскорта направился обратно во дворец, чтобы воссесть на трон Константина. На нем Балдуин пребывал в средоточии императорского величия, став символом восприятия уроженцами Запада связности между ними и греческими правителями. Затем рыцари, духовенство и вся греческая знать оказали императору знаки почтения.
Когда формальности были завершены, настало время коронационного обеда. В зале были расставлены столы, и первый день существования константинопольской Латинской империи завершился.
После случившихся грабежей авторы с обеих сторон занялись рассуждениями о том, как и почему они происходили. Балдуин сам написал ряд писем выдающимся европейским персонам, объясняя ситуацию в Греции. Сохранились его послания, адресованные архиепископу Кельнскому, настоятелям ордена цистерцианцев, «всем верным христианам» и, наиболее интересное — самому папе Иннокентию. Как и более ранние письма от руководителей крестового похода, например, от Гуго де Сен-Поля летом 1203 года, послание Балдуина должно было подвести итог экспедиции и оправдывать ее ход. Балдуин понимал, что действия крестоносцев могут быть подвергнуты укору по множеству поводов. Крестоносцы не подчинились распоряжениям папы римского, запретившего нападение на Византию, они руководствовались стремлением к наживе, они оставили своих товарищей на Святой Земле и подвергли сомнению принесенные обеты. В результате посланию надлежало быть тщательно продуманным и весьма изысканным. Используя современную терминологию, мы назвали бы его политическим пиаром, представляющим в позитивном свете события, повлекшие такие масштабные разногласия или волнения. Ближний круг нового императора, особенно образованное духовенство, усердно потрудилось, чтобы снабдить повествование впечатляющими ссылками на Библию и риторическими оборотами. Главной темой послания Балдуина было утверждение о божественном одобрении случившегося:
Самый успех экспедиции приписывался божественному соизволению. Это был лучший довод, который смогли представить крестоносцы. Император приводит рассказ о событиях начиная с августа 1203 года, обращая особенное внимание на лживость посулов Алексея IV — в частности, на его отказ выполнить обещания по договору в Заре, что стало основной причиной отклонения крестового похода в Константинополь. На него должна быть возложена ответственность за нападение брандеров (возможно, это обвинение не имело под собой оснований) и за причинение неимоверных тягот собственному народу. Мурзуфл был проклят как клятвопреступник, отказавшийся отдать Влахернский дворец в обмен за помощь крестоносцев Алексею. Кроме того, Мурзуфл был представлен как предатель и убийца, жестоко расправившийся с молодым императором. Последнюю попытку сохранить мир, когда дож встречался с греческим правителем, Балдуин описывал осторожно. В письме подчеркивался только отказ Мурзуфла подчинить православную церковь Риму, что должно было представлять для Иннокентия особый интерес. Балдуин последовательно приписывал божественному провидению все успехи крестоносцев — такие, как пленение иконы Богородицы и спасение кораблей во время нападения зажигательных судов. Естественно, это одобрение связывалось с правым делом крестоносцев. При описании последнего штурма Константинополя фламандец говорил об атакующих «во имя Святой Римской церкви и ради освобождения Святой земли».[588] Описывая штурм укреплений, он снова предпочел объяснять победу крестоносцев волей провидения: «По воле Господа огромные множества сдаются немногим воинам».
Не отрицая убийства множества греков, Балдуин предпочел опустить неприятные подробности творившегося насилия, грабежа и разбоя. Размер трофеев («неисчислимое множество») был отмечен при описании триумфа столь малой армии. Балдуин писал: «Можно смело сказать, что в истории не найти больших чудес, нежели свершившаяся с нами военная удача». Именно таким языком и такими гиперболами пользовались авторы после взятия Иерусалима во время Первого крестового похода в 1099 году. Как и замечательное достижение упомянутой кампании, экспедиция 1204 года просто
В последующих разделах послания императора Балдуина уничтожение вероломных греков рассматривалось как предприятие, достойное крестового похода. Он справедливо отмечал, что на его коронации присутствовали некоторые священнослужители и воины со Святой Земли, и «их радость была несравненно ярче и возвышеннее, чем у прочих», они благодарили Господа, «словно сам Священный город был возвращен для поклонения христианам». Причиной их радости стало пресечение крестовым походом враждебности греков по отношению к священному воинству. Балдуин осуждает союз византийцев с мусульманами, снабжение язычников оружием, кораблями и продовольствием, пренебрежение единством веры с уроженцами Запада. Он обращает внимание на отсутствие у греков должного уважения к папе, на литургические и практические различия в религиозной практике православной и католической церквей, отмечая, что византийцы приравнивают всех уроженцев Запада к псам. Из сказанного Балдуин выводит, что греки огорчили господа своими грехами, и он покарал их посредством крестового похода.
Изобразив завоевание Константинополя крестовым походом против язычников, Балдуин не забыл и об экспедиции в Левант. Он выражал надежду на то, что после усмирения византийских земель отправится на Святую Землю. Тем временем он обращался к Иннокентию с просьбой о помощи. Продемонстрировав восприятие своих новых обязанностей как в первую очередь духовных забот, Балдуин просил папу созвать крестовый поход для помощи новорожденной Латинской империи, обещая пришедшим награды землями и чинами в соответствии с их статусом. Кроме того, он просил, чтобы в Константинополь приехали и поселились священнослужители, получив благословение от духовных властей.
Балдуин обращался и с предложением созвать в Константинополе общий Церковный собор. На нем папа римский смог бы официально провозгласить подчинение православной церкви Риму, а также прилюдно благословить покорение Константинополя. Император ссылался на предшествующих римских пап, посещавших город в предшествовавшие столетия, побуждая Иннокентия последовать их примеру.
Завершал послание Балдуин похвалой честному и благоразумному поведению духовенства во время крестового похода, а также звучной благодарностью дожу Дандоло и всем венецианцам, которые оказались «преданными и усердными во всех обстоятельствах».[590] То, что часть духовенства крестоносцев предпочла замолчать папские директивы в Заре и глубокое недоверие Иннокентия по поводу мотивов действий венецианцев, вынуждало императора высказаться в защиту итальянцев. Письмо было отправлено летом и, вероятно, достигло адресата в сентябре или октябре 1204 года.
Если Балдуин оказался в выигрышном положении, объясняя взятие Константинополя с точки зрения победителя, то Никита Хониат вынужден был проделывать обратные действия. Потеря Константинополя оказалась для него тяжелым личным ударом. Разграбление города вызвало горечь от унижения людей и самой византийской столицы, а также гнев против тех, кто совершал ужасающие поступки, «преступления, соделанные против наследия Христа».
Никите были невыносимы алчность, бесчеловечность и заносчивость крестоносцев. Он создал блестящее обвинение их движущих мотивов. В частности, он обвинял руководителей похода и высмеивал их нравственный уровень:
