скромных из моих обедов. Когда вы еще пешком ходили под стол у себя в Огайо, я организовал для гостей морское путешествие, и они так увлеклись, что катались бы до сих пор, если бы я не потопил яхту.
— Я… нет, я не верю, — выдохнула Хэлли.
— Вы заскучали, — прервал ее Коркоран. — Ладно. Я сделаю то, на что способен. В чем поднаторел. С завтрашнего дня и до прибытия в Амстердам вы переживете незабываемое время.
Коркоран действовал стремительно. В тот же вечер, отведя Хэлли в номер, он побывал в нескольких местах — собственно, хлопоты его не прекращались до одиннадцати утра. В одиннадцать он стукнул несколько раз в дверь миссис и мисс Бушмилл.
— У вас назначен ланч в Брюссельском загородном клубе, — обратился он непосредственно к Хэлли, — с князем Абризини, графиней Перимон и британским атташе — майором сэром Рейнолдсом Фицхью. Через полчаса к дверям отеля прибудет ландо «боллс-феррари».
— Но я думала, мы пойдем на выставку кулинарии, — растерялась миссис Бушмилл. — Мы планировали…
— Туда пойдете
Он обернулся к Хэлли:
— Прямо сейчас прибудет ваша новая горничная и поможет вам одеться. Она же присмотрит в ваше отсутствие за переноской вещей, чтобы все было разложено по местам. Вечером у вас к чаю будут гости.
— Как, какие гости? Я никого здесь не знаю…
— Приглашения уже разосланы.
Не дожидаясь новых протестов, он с полупоклоном вышел.
Ближайшие три часа промелькнули, как в калейдоскопе. Было роскошное ландо, где рядом с шофером сидел фиолетовый лакей в цилиндре и атласных штанах, были заросли орхидей в миниатюрных вазочках, натыканных там и сям по всем салону. В клубе, сидя за усыпанным розами столиком, Хэлли поражалась впечатляющим титулам, которые упоминались в разговорах; кроме того, во время ланча один за другим возникали из ниоткуда незнакомые мужчины, в количестве не менее дюжины, и замедляли шаг, чтобы быть ей представленными. За все два года, что она пробыла первой красавицей заштатного городка в Огайо, ей не доводилось принимать столько знаков внимания, выслушивать столько комплиментов; от удовольствия ее щеки, нос, губы весело пританцовывали. Вернувшись в отель, Хэлли обнаружила, что ее с матерью успели переселить в королевский номер: обширную, с высоким потолком гостиную и две солнечные спальни с окнами в сад. К ней была приставлена горничная в чепце (в точности такую французскую горничную Хэлли как-то играла в пьесе), и все слуги в отеле стали проявлять особую почтительность. Ее с поклонами препроводили вверх по лестнице (других гостей оттирали в стороны), впустили в лифт, с клацаньем захлопнули дверцы перед носом двух взбешенных англичанок и в мгновение ока вознесли на нужный этаж.
Чайный вечер удался на славу. Мать, в хорошем настроении после двухчасовой приятной беседы, общалась со священником Американской церкви, Хэлли тем временем восторженно расхаживала в толпе очаровательных галантных мужчин. Она удивилась, когда узнала, что в тот же вечер устраивает в фешенебельном «Кафе Ройяль» обед с танцами — предстоящее событие затмило своим блеском нынешнее. О том, что полуденным поездом из Парижа в Брюссель отправились двое эстрадных артистов, Хэлли не догадывалась, пока они не выскочили радостно на сверкающий паркет. Но она знала, что на каждый танец у нее имеется дюжина партнеров и разговоры шли отнюдь не о памятниках или полях сражений. В полночь, когда к ней подошел Коркоран и заявил, что собирается отвезти ее домой, она бы бурно запротестовала, но ею уже владела блаженная усталость.
И только тут, в роскошном салоне таун-кара, ей выдалась досужая минута, чтобы удивиться:
— Но бога ради, как?.. Как вам это удалось?
— Это ерунда… времени не хватало, — отмахнулся Коркоран. — У меня есть несколько знакомых молодых людей в посольствах. Брюссель, знаете ли, не самый веселый город, и они рады любому случаю разогнать скуку. А все остальное… и того проще. Вам было интересно?
Ответа не последовало.
— Вам было интересно? — не без тревоги повторил Коркоран. — Потому что какой смысл продолжать, если вам…
— Сражение Веллингтона выиграл майор сэр Коркоран Фицхью Абризини. — Язык Хэлли заплетался, но смысл ее слов был вполне ясен.
Хэлли засыпала.
Прошло еще три дня, Хэлли наконец согласилась расстаться с Брюсселем, и путешественники переместились в Антверпен, потом в Роттердам и Гаагу. Но они уже мало напоминали тех экскурсантов, которые какую-то неделю назад покинули Париж. Поездка продолжалась в двух лимузинах, поскольку всегда наличествовала пара-другая сопровождающих кавалеров, не говоря о четверке слуг — те тряслись в поезде. Путеводители и исторические книги больше не появлялись. В Антверпене Коркоран выбрал для проживания не отель, а знаменитый охотничий домик в окрестностях — снял его на шесть дней со всей обслугой.
До их отъезда в антверпенских газетах появилась фотография Хэлли с заметкой, где она была названа красивой американской наследницей, которая сняла Брабантский домик и устраивала такие замечательные приемы, что там неоднократно была замечена некая особа королевской крови.
В Роттердаме Хэлли не осматривала ни Бомпьес, ни Гроте-Керк — то и другое затмил ноток приятных молодых голландцев, смотревших не нее нежными голубыми глазами. Но в Гааге, когда поездка близилась к концу, ей вдруг сделалось грустно: такое было прекрасное время и вот оно уходит в прошлое. Впереди маячили Амстердам и джентльмен из Огайо, не знающий толка в пышных развлечениях; Хэлли пыталась радоваться, но не могла. Ее также угнетало поведение Коркорана, который как будто ее избегал: со времен Антверпена он почти с ней не разговаривал и ни разу не танцевал. Вокруг этого и крутились мысли Хэлли в последний вечер, когда путешественники ехали в сумерках по Амстердаму и ее мать дремала в уголке автомобиля.
— Вы были так добры ко мне, — сказала Хэлли. — Если вы до сих пор обижаетесь за тот вечер в Брюсселе, пожалуйста, простите меня.
— Простил уже давно.
Они въехали в город молча, и Хэлли выглянула в окно чуть ли не со страхом. Что же делать теперь, когда некому будет о ней заботиться — заботиться о той части ее существа, которая жаждет вечной молодости и веселья? Перед самым отелем она снова обернулась к Коркорану, и они обменялись странными беспокойными взглядами. Она коснулась его руки и слегка ее пожала, словно это было их настоящее прощание.
Мистер Клод Носби был чопорный, лощеный мужчина с темными волосами, возраст его приближался к сорока. Скользнув враждебным взглядом по Коркорану, он помог Хэлли выйти из машины.
— Твой отец будет завтра, — возвестил он с нажимом. — Его внимание привлекла твоя фотография в антверпенских газетах, и он спешит сюда из Лондона.
— Но почему бы антверпенским газетам не опубликовать мое фото, Клод? — невинным тоном спросила Хэлли.
— Это несколько необычно.
Мистеру Носби пришло ранее письмо от мистера Бушмилла с рассказом о том, как была организована поездка. Затея крайне ему не понравилась. Весь обед он без всякого восторга выслушивал отчет Хэлли о ее приключениях, которому увлеченно вторила ее мать. Когда Хэлли и миссис Бушмилл отправились спать, Носби сказал Коркорану, что хотел бы поговорить с ним наедине.
— Э… мистер Коркоран, — начал он, — не будете ли вы так любезны показать мне конторскую книгу, которую ведете для мистера Бушмилла?
— Не хотелось бы, — вежливо возразил Коркоран. — Думаю, она касается только мистера Бушмилла и меня.
