пировали с Гэллоуэем. Уилл уже сидел за столом с бокалом в руке.
Джиллиан сняла перчатки, скинула мокрый плащ и подсела к очагу. Дункан же остался у двери, словно не был настроен на долгий разговор.
— Ну так что, Гэллоуэй? — рявкнул он.
Уилл разглядывал бокал с бренди.
— Я сделал это не нарочно. До сих пор я старался не обсуждать с ним тебя и твои дела.
— Вы тайно сговорились за моей спиной!
— Нет. — Уилл покачал головой. — Конечно, я могу говорить только за себя, но, клянусь могилой моего отца, я не замышлял против тебя дурного.
— Чем же вы тогда занимались, а? Ну-ка, ответь. Джиллиан смотрела то на одного, то на другого, и сердце у нее разрывалось.
— Я? — Уилл заколебался. — Мой единственный грех, дружище, — сластолюбие. — На глазах у него выступили слезы. — Прошу прощения, миледи, что вынужден говорить такие вещи.
Джиллиан улыбнулась. Она очень хотела утешить Уилла, но боялась, что Дункан расценит такое поведение как предательство.
— Сластолюбие? — скривился Дункан. — Что ты такое несешь? Говори попросту. У меня нет времени.
Уилл тяжело вздохнул, потом тоскливо посмотрел Дункану в глаза.
— Понимаешь, я не сговаривался с твоим кузеном… Я просто спал с ним.
У Джиллиан отвисла челюсть. Кто, Уилл? Занимался мужеложством? Конечно, она слышала, что мужчины предаются подобному пороку, но всегда полагала, что этим занимаются только извращенцы и законченные негодяи. Уилл, по ее разумению, ни к тем, ни к другим не относился.
Она прикрыла рот ладонью, и слезы хлынули у нее из глаз.
Дункан тоже на миг утратил дар речи.
— Врешь, Уилл, — наконец прошептал он. — Я же видел, как ты развлекаешься с бабами, шлюхами.
— С бабами, с мужчинами — мне все равно. — Уилл встал и шагнул к другу. — Я не замышлял против тебя зла. Я всегда дорожил твоим мнением. Поэтому и скрывал от тебя свои… пристрастия.
Дункан покачал головой:
— Ты не стал бы делать это с Алджерноном.
— Да, мне нет прощения, но ты должен мне верить: я не имею никакого отношения к покушению. Конечно, мне следовало быть осторожней. Ведь Алджернон давно твердил, что с ним обошлись несправедливо.
— Ты много раз говорил, что терпеть его не можешь. В его обществе ты отворачивался и отказывался с ним разговаривать.
— Я не могу этого объяснить. — Уилл развел руками. — Этот субъект мне и в самом деле не нравится. Но плотские отношения — это совсем другое. А больше между нами ничего не было. Верь мне.
Дункан вытер губы тыльной стороной ладони, словно хотел избавиться от дурного привкуса во рту.
— Как же я могу тебе верить после этого?
Уилл отвернулся.
— Мне трудно тебя понять. Ты же говорил мне, что дикари научили тебя терпимости?
— Я не об этом, и ты отлично меня понимаешь! — рявкнул Дункан. — Мне плевать на твои привычки! Хотя, конечно, ты мог бы мне об этом рассказать. Я бы не стал от этого хуже к тебе относиться. Мне подобные забавы не по нраву, но это не мое дело!
— Что же тогда ты так бесишься? — всхлипнул Уилл.
Слезы ручьем текли по его багровому лицу.
Джиллиан никогда еще не видела, как мужчины плачут. Ей очень хотелось подойти и успокоить бедного Уилла. Она знала, что Дункан разбивает ему сердце.
— Все, Джиллиан, мы уходим.
Дункан набросил ей на плечи мокрый плащ.
Она безропотно пошла за ним, инстинктивно чувствуя, что ему сейчас она тоже очень нужна.
— Нет, ты мне ответь, черт тебя побери! — крикнул вслед Уилл, вытирая нос рукавом камзола. — Мы с тобой были как братья! Так что изволь ответить!
Дункан подтолкнул Джиллиан к двери.
— Ты предал меня, Гэллоуэй. Ты продал нашу дружбу.
— Это неправда! Ты сам знаешь…
— Мы с тобой больше не братья. — Дункан рассек ребром ладони воздух. — Иди за мной, Джиллиан.
— Перестань, — заплакала она. — Я верю Уиллу. Он ни о чем не знал. Он против тебя не злоумышлял. Прости его.
Дункан оглянулся через плечо:
— И больше не появляйся возле моего дома. Иначе я тебя убью.
Затем, схватив жену за руку, он бросился вниз по лестнице.
Дункан вошел в большой зал Брекенридж-хауса, громко захлопнув за собой дверь. Слуга только что сообщил графу, что мистер Алджернон Родерик вернулся домой.
— Алджернон! — взревел Дункан, ринувшись в апартаменты, которые занимал его кузен.
— Что-нибудь случилось, милорд? — встревоженно кинулся за ним Атар.
Дункан оглянулся на своего верного слугу:
— Все нормально, Атар. Можешь идти. Ты мне до завтра не понадобишься.
Негр немного помялся, а затем ретировался.
Джиллиан бросилась вдогонку за мужем.
— Возьми себя в руки. У тебя нет прямых доказательств. Лучник убит. Если ты сейчас расправишься с Алджерноном, тебя отправят на виселицу.
— Ублюдок знает, что ему конец. Я имею полное право его прикончить. — Дункан громко топал грязными сапогами по лакированному полу. — Это будет акт самозащиты.
— Зачем тебе его убивать? Мы все равно уезжаем в Америку. Там он тебе не опасен.
Джиллиан не хотела, чтобы руки Дункана были обагрены кровью двоюродного брата. К чему отягощать свою совесть?
У дверей, за которыми располагались покои Алджернона, Дункан остановился.
— Иди в спальню и жди меня там, — приказал он жене тоном, не терпящим возражений.
Джиллиан протянула к нему руки:
— Только обещай мне, что будешь сначала думать, а потом действовать. Обещай! Арестуй его. Отдай его под суд. Пусть судьи решат, виноват он или нет.
Граф оттолкнул ее:
— Жди меня в спальне, женщина!
Прежде чем Джиллиан могла ответить, он вошел в комнату и запер за собой дверь.
— Алджернон!!!
Джиллиан не собиралась уходить в спальню. Она решила, что не допустит кровопролития в своем доме. Не допустит, чтобы Дункан обагрил руки кровью родственника.
— Куда это ты собрался?! — донесся из-за двери рев Дункана.
Алджернон ответил что-то жалобное и неразборчивое.
Раздался оглушительный треск, грохот. Джиллиан поморщилась.
— Ну уж нет, подлый трус! — крикнул Дункан.
Джиллиан прижалась ухом к двери. Она слышала, как хнычет Алджернон, но слов разобрать не могла. Судя по всему, кузен оправдывался.
— Нью-Форест… — все повторял граф.
Потом Джиллиан услышала слово «стрела».
