подарил ей котенка. Казалось бы, мелочь, но Джиллиан была растрогана до глубины души. К Беатрисе, своей несостоявшейся жене, он относился с неизменным уважением. Отношения между ними наладились, и теперь иногда Дункан даже позволял себе поддразнивать благонравную девицу. Более того, он всерьез занялся поисками для нее подходящего жениха.
Однажды Дункан услышал, как их французская горничная рассказывает о своих бедняжках-дочерях, оставшихся где-то в парижских трущобах. Граф не только оплатил переезд девочек в Англию, но нашел им обеим работу неподалеку от Брекенридж-хауса. Да, Дункан часто ворчал и взрывался, но душа у него была доброй. Он дарил жене подарки, читал ей вслух, играл с нею в карты. Когда они занимались любовью, Джиллиан видела, что ее наслаждение значит для мужа больше, чем собственное. Он мог и рассмешить ее, и заставить задуматься. Как же такого не любить? Для идиллии не хватало только одного: чтобы Дункан платил ей взаимностью.
Наконец он распрямился, держа в руках деревянную шкатулочку.
— Бабушка Дафна сказала, чтобы я подарил это моей жене. — Он неловко протянул ей шкатулку. — Говорят, когда-то эта штука принадлежала одной ирландской принцессе, у которой были рыжие волосы и глаза цвета полуночи. Муж принцессы, отправляясь на войну, велел жене никогда не снимать это украшение. Тогда, мол, он вернется живой. Его не было три года, и принцесса три года не снимала ожерелье.
Джиллиан слушала как завороженная.
— А он вернулся живой?
— Да. И они счастливо прожили вместе до глубокой старости.
Джиллиан открыла шкатулку.
— Ой, какая красота!
На черном бархате лежало ожерелье, сплетенное из изумрудов и бриллиантов, а посередине красовался квадратный изумруд величиной с ноготь. Джиллиан растроганно всхлипнула, но плакать не стала, зная, что Дункан терпеть не может слез.
— Хочешь примерить? — спросил он. — Уверен, что оно пойдет к твоим волосам.
— Но ведь я в ночной рубашке, — возразила Джиллиан.
— Какая разница?
Она встала и выпрямилась во весь рост. Наряд у нее и в самом деле был неподходящий для бриллиантов — голубая ночная рубашка, меховые шлепанцы.
Джиллиан повернулась, чтобы Дункану удобнее было застегнуть ожерелье.
Он приподнял ее пышные волосы, поцеловал тонкую шею и осторожно щелкнул замочком ожерелья.
— Ну как? — спросила Джиллиан, оборачиваясь. Глаза ее сияли не хуже драгоценных камней.
Ее пальцы перебирали посверкивавшие изумруды.
— Очень красиво, — прошептал Дункан. — Ты просто прекрасна. Я понял это сразу, еще когда увидел тебя в самый первый раз.
Джиллиан нахмурилась:
— Я спрашиваю про ожерелье. Оно мне идет?
Дункан взял ее за руку и сказал:
— Невероятно. Когда нас в следующий раз пригласят на ужин в королевский дворец, обязательно надень его… И эту ночную рубашку тоже.
Он произнес эти слова так серьезно, что Джиллиан не сразу оценила шутку.
Ее сердце разрывалось от счастья. Скоро у нее родится ребенок, и они все вместе поедут в Америку. Там у них будет еще много-много детей. Рано или поздно Дункан полюбит ее всей душой, в этом можно не сомневаться.
— Ну что, жена, пойдем спать?
Она положила руки ему на грудь, посмотрела на него снизу вверх.
— Честно говоря, я ужасно проголодалась. Хочу хлеба и меду.
— Но ты ведь так много съела за ужином, — поддразнил он ее.
Джиллиан оттолкнула его:
— Учтите, милорд, я должна есть за двоих. Мой долг — заботиться о вашем сыне.
— А может быть, дочери, — поправил он.
— А может, и дочери, — кивнула Джиллиан.
— Ладно, обойдемся без слуг. — Он взял ее за руку. — Я сам тебя покормлю.
Они вышли в коридор.
— Правда, покормишь? По-моему, ты ни разу за все время на кухню не заглядывал. Я думала, ты даже не знаешь, где она находится.
Высоко держа свечу, он вел ее по темному, холодному коридору.
— Здесь мне на кухню заглядывать ни к чему. Но вот в Мэриленде…
— Ну да, я слышала. Блаженная земля, где течет молоко и мед. Земля обетованная!
Он шлепнул ее по заду.
— В Мэриленде я часто готовлю себе сам.
— Что же, у тебя там и слуг нет?
— Где, в доме? Только служанка. Все остальные работают на плантации. Там вечно не хватает рабочих рук. Вот почему я хочу завезти туда рабов.
— Служанка? — безрадостно переспросила Джиллиан, не зная, следует ли расспрашивать дальше. Ведь Уилл как-то намекнул, что у Дункана в Америке есть любовница.
— Да. Ее зовут Утренняя Заря.
— Она что, индианка?
— Да.
— Она делает уборку, готовит и только?
— Ладно, Джиллиан, не ходи вокруг да около. Спрашивай.
— Что она делает еще? — Джиллиан никак не могла подобрать подходящего слова. — Черт тебя побери, Дункан! Ты с ней спишь?
Он обнял ее за талию:
— Да.
Какое-то время они шли молча. Джиллиан изо всех сил старалась не ревновать. В конце концов, Дункан уже не мальчик, он не мог все эти годы обходиться без женщины.
— Что ж, — справившись со своими чувствами, сказала Джиллиан. — По крайней мере, ты со мной честен. Большинство мужчин ведут себя иначе. Моя кузена Элизабет уже через три месяца после свадьбы узнала, что ее муж успел за это время обрюхатить двух служанок.
Дункан промолчал, и тогда Джиллиан спросила напрямую:
— Дети у тебя есть?
— Нет. Живых детей у меня нет.
Джиллиан хотела спросить, как он поступит с Утренней Зарей, когда они приедут в Америку, но передумала. Всему свое время. Придется индианке убираться и искать работу в другом месте. Уж об этом Джиллиан позаботится.
Они вошли на кухню, и Дункан зажег свечи в канделябре. Угли в камине еще не остыли, и на кухне было тепло. Приятно пахло корицей и мукой.
— Что будешь есть, жена? — Дункан усадил ее за стол, а сам заглянул в шкаф. — Кабанятина? Селедка?
Джиллиан скривилась.
— Кровяная колбаса с тмином?
Джиллиан изобразила, что ее сейчас вырвет.
— Хлеб и мед. Больше ничего.
— Ага, нашел! — Он достал недоеденный пирог. — Пирог с угрями в мятной подливе!
Джиллиан сделала вид, что умирает от отвращения. Тогда Дункан смилостивился и подал ей краюху хлеба с горшочком меда. Он поставил чайник, и вскоре они уже уплетали хлеб с медом, запивая его горячим
