— Я волоку эти чертовы тележки, смотрю, как остальные рубят тростник, и у меня слюнки текут.
— Ты что, хочешь с ними поменяться? — удивился Дункан.
Сквозь щель в крыше в камеру проник луч лунного света.
Джейк ухмыльнулся, сверкнув белками глаз.
— Нет, поменяться с ними я не хочу. Но я мечтаю избавиться от тележки. Трудно убежать в джунгли, когда ты прикован к деревянной колымаге.
— Ты думаешь, побег возможен? — встрепенулся Дункан. — Правда?
— Еще бы. Нужно везение. — Джейк подмигнул. — И еще молитва.
Дункан понизил голос. Его сосед с другой стороны похрапывал, но рисковать все равно было нельзя. За донос полагалась лишняя пайка. Если надсмотрщик узнает, что они с Джейком разговаривали о побеге, обоим снимут голову с плеч.
— Что ты придумал?
Джейк небрежно пожал плечами:
— Освободим моих матросов, а заодно и всех, кто захочет к нам присоединиться. Двинем в порт.
— А потом что?
— Захватим какой-нибудь из кораблей этого подлого пирата Индиго. Хоть ты и граф, но соображаешь неважно.
Дункан усмехнулся. Он привык к шуткам Джейка. Если бы не Джейк и не мысли о Джилли, он давно бы сломался. Но Джейк говорил, что есть надежда. Может быть, он еще увидит Джиллиан.
— Захватим корабль?
— А что такого? Многие из моей команды еще живы.
— А потом что?
Джейк осклабился:
— Заберем твою рыжую женушку и поплывем назад, в наш Мэриленд. И, клянусь Богом, я никогда больше не покину родных берегов.
Дункан улыбнулся. Пустые мечты, не более. Никому еще не удавалось убежать с плантации.
— Как же мы все это устроим, дружище?
Дункан снова закрыл глаза. У него ныли плечи, болели израненные ладони. Неизвестно, насколько его хватит. Скоро он начнет слабеть, не сможет за себя постоять. А уж о побеге и подавно придется забыть.
Но тут он снова вспомнил Джиллиан, ее смех. Подумал о ребенке, созревающем в ее утробе. Один раз он уже потерял сына, это не должно повториться. Да и сам Дункан умирать не хотел. Нет, он не сдастся.
— Так что же мы будем делать? — повторил он.
Джейк снова ухмыльнулся.
— Мачете.
— Ты о чем?
Джейк взмахнул увесистым кулаком.
— Мы вызовемся рубить тростник, нам дадут мачете, и тогда, считай, мы свободны.
Джиллиан сидела на кровати, наряженная в новое платье. Скоро они с Индиго отправятся в гости. Но чувствовала она себя неважно: болела голова, ныл живот. Младенец созревал не по дням, а по часам. Просто поразительно, что Индиго до сих пор ничего не заметил. Сердце у нее тоскливо сжалось.
Беатриса подала ей сверкающее топазовое ожерелье.
— Надень. К платью будет в самый раз.
Джиллиан страдальчески застонала, но Беатриса ловко застегнула ожерелье у нее на шее. Топазы подарил Индиго.
— Я не хочу никуда идти.
— Придется. Он тебя ждет. К тому же, не забывай, он приказал вырыть в поселке колодец. Будь уж с Индиго поласковей.
— Не хочу я быть с ним поласковей. — Джиллиан расправила платье. — Беа, он настаивает, чтобы я с ним спала.
Беатриса покраснела:
— Правда?
Джиллиан вздохнула:
— Только об этом и говорит. Когда, мол, свадьба, когда брачная ночь. — Она передернулась. — Это отвратительно. Я не могу себе представить, что меня коснется другой мужчина.
Беатриса облизнула губу, оттолкнув болонку, прыгавшую у ее ног.
— И что же он тебе говорит?
— Говорит, что хочет искупать меня в ванной из розовой воды. А потом, говорит, положит меня на постель и всю вытрет мягким полотенцем.
Беатриса слушала, широко раскрыв глаза.
— Еще говорит, что хочет всю меня натереть маслом.
— Что, все мужчины так делают?
— Возможно. Во всяком случае, с женами, — саркастически ответила Джиллиан, однако Беатриса иронии не поняла.
— И Дункан тоже так поступал?
Джиллиан мечтательно улыбнулась. Ее рука непроизвольно коснулась сердца.
— Нет. Маслом он меня не мазал, но однажды он капнул медом на мою грудь и слизнул его. А потом…
Она запнулась, внезапно смутившись.
Беатриса сидела, разинув рот.
— Я и не представляла, что супружеская жизнь — это так интересно. — В ее глазах появился необычный блеск. — Мама говорила только про обязанность и про долг. Мол, жена должна сносить все, потому что такова уж ее доля.
Джиллиан прыснула от смеха и взяла расческу. Ее шелковое голубое платье, сшитое специально для тропиков, шуршало и переливалось.
— Ах, Беа, наша мать ничего в этом не понимала. Конечно, супруги должны любить друг друга. Дункан никогда не говорил о супружеском долге, он говорил, что мы занимаемся любовью. Ну… я не могу тебе этого объяснить. — Она повернулась к сестре, расчесывая свои густые рыжие волосы. — Но однажды, если тебе повезет и ты полюбишь, ты все узнаешь на собственном опыте.
Беатриса взяла на руки расшалившуюся собачонку и подошла к окну.
— Боюсь, этого никогда не произойдет.
— А ты не бойся. Твоя жизнь еще не кончена. И моя тоже. Что-нибудь обязательно случится, и мы начнем все заново, ты и я.
Беатриса взглянула на сестру:
— Рада, что ты так говоришь. Ты снова похожа на прежнюю Джиллиан, которую я так люблю.
В дверь постучали.
— Да? — спросила Джиллиан, отлично зная, кто это.
— Могу я войти, дорогая?
Она вздохнула:
— Разумеется.
В дверях появился Индиго, одетый в изумрудно-зеленый камзол и широкие панталоны. У пояса на портупее висела сабля с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями.
— Вы готовы, дорогая? Я подумал, что нам могли бы подать на террасу прохладительные напитки. В гости мы не едем, лучше поужинаем вдвоем у меня в комнате.
Джиллиан приложила руку ко лбу. Ей и в самом деле было нехорошо. Вот Беатриса, та быстро привыкла к климату.
— Индиго, мне сегодня нездоровится.