экспрессы, в то время как с другой подходили и уходили местные поезда. Воздух непрестанно дрожал, и я просто приросла к земле, не решаясь сделать ни шагу ни в одну сторону. Я была уверена, что умру здесь. Ни я, ни Барбара не могли больше выносить этого ни секунды. Потом я оказалась внутри поезда, который выплюнул нас через несколько станций. Когда мы снова достигли дневного света, я едва сдерживала слезы.
— Георг, — попросила я, — обещай мне, что мы никогда больше не будем этого делать.
Однако, прежде чем он успел что-либо сказать, у нашего проводника появилась еще одна хорошая идея.
— Это универмаг Мэйси — один из наших крупнейших магазинов, — возвестил он, сияя. — На восьмом этаже у них есть прекрасный отдел игрушек. Давайте заглянем туда. Детям это понравится.
И мы были в универмаге, и я впервые в жизни оказалась перед лестницей, которая двигалась сама по себе. Сперва я уставилась на нее, думая, что эта штука для рекламы. Но когда я увидела, что люди становятся на нее и на моих глазах движутся вверх, я испытала неловкое чувство, что была свидетелем колдовства. Однако, когда меня пригласили сделать этот смертельный шаг, я решительно отказалась. Между тем, за нами собралось много людей. Мы явно загородили движение.
— Вперед, не пугайся, — ободряюще шепнул Георг.
С комком в горле я нерешительно поставила одну ногу, но лишь она коснулась этой движущейся вещи, я быстро отдернула ее обратно, словно меня ужалила змея. Добродушные, добросердечные американцы столпились вокруг меня, и посыпавшиеся со всех сторон советы привели меня в состояние еще большей растерянности и смущения.
Позади хихикали мои маленькие дочурки:
— Смотри, мама боится, — и мне захотелось никогда больше не ступать на этот континент.
— Закройте глаза, леди, и шагните.
Это был самый лучший совет. Я оказалась на лестнице. Как бы теперь с нее сойти? Это оказалось проще. Лестница сама выносит вас на пол, хотите вы того или нет. И это повторялось семь раз: «Закройте глаза и шагните». Семь раз? О, нет! С этого дня всегда, когда мне приходится пользоваться эскалатором, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
Наконец мы покинули универмаг и расселись в офисе мистера Вагнера. Пожилой джентльмен с круглым, розовощеким, напоминающим яблоко лицом, выглядел словно симпатичный дедушка. Мы снова поблагодарили его за то, что он отправил нам билеты на «Американский фермер». Он охотно дал нам денег авансом. Концертное турне должно было начаться через неделю. Пока у него было восемнадцать дат из обещанных сорока. Его дикция была не такой ясной, как у Виктории Пауэлл, и я понимала его с трудом. Но все же поняла, когда он с улыбкой сказал на прощание успокаивающим тоном:
— Первые десять лет — самые трудные.
Моей главной заботой было: как держать втайне от всего мира присутствие Барбары. Дома у меня была Мими, швея из соседней деревни, маленькая ловкая женщина. Ей я доверила там свое тайное затруднение.
— О, это очень просто, мадам, — сразу сказала она. — Все, что вам нужно делать — следить за тем, чтобы сверху вы всегда были чуть-чуть полнее, чем снизу. Тогда вы просто будете казаться полной, вот и все.
— Но Мими, как же, в самом деле, я могу это сделать? — беспомощно спросила я.
— Позвольте мне это сделать для вас, — слегка загадочно ответила она и попросила меня прийти через неделю.
В назначенный день она подарила мне три размера дополнений к толщине верхней части моей фигуры. Номер три был просто огромен. Не в состоянии поверить, я переводила взгляд с этих вещей на столе на Мими, которая одобрительно кивала.
— Да, — сказала она. — Я имею в виду это. Вы будете надевать их в нужное время. Третий номер скроет даже двойню, и никто ничего не заподозрит.
Сейчас был сентябрь, и я носила второй номер. Со вздохом глубокого облегчения я увидела, что изобретение, похоже, действует. Мистер Вагнер не проявил ни малейших признаков изумления, обнаружив мою полноту.
Очень счастливые, с деньгами в карманах, мы распрощались. Нет, спасибо, проводник нам больше не нужен. Мы узнали, как просто ориентироваться в Нью-Йорке. За 5-й авеню следует 6-я и 7-я; и улицы не именуются по названиям цветов, птиц, деревьев или именам известных людей, как это делается в Европе, они просто нумеруются.
Мы уже отвыкли от действительно хорошего питания. Но на этот раз каждый смог заказать себе всего в достатке — кроме меня. Я всегда была голодна. Я изо всех сил старалась умерить свой аппетит, потому что взгляд в зеркало или витрину магазина показывал, что я понемногу прибавляю в размерах. Но в тот день я снова почувствовала зверский аппетит и пошла поискать какой-нибудь недорогой еды. В окне закусочной было написано: «Сэндвичи — пять центов». Размер сэндвича в Европе определяется степенью изящества. Желание более изящного сэндвича делает его меньше, чем достаточно. Помня об этом, я заказала десять штук. Мне пришлось подождать немного, потом любезная девушка пришла с огромным подносом, на котором было десять американских сэндвичей! К своему стыду должна сознаться, что съела только шесть.
На следующее утро мы долго не могли найти Розмари и Лорли. Их не было ни в одной из наших комнат, не было в коридоре — где же они могли быть? После получаса неистовых поисков, когда мы уже собирались звонить в полицию, к нам пришел один из посыльных и сообщил, что они катаются вверх-вниз на лифте.
— Да, мама, — глаза Лорли сверкали, — на двадцать седьмой этаж. Теперь я могу написать Сузи, что это в девять раз выше, чем живет она!
Никто из тех, кого мы встретили на корабле, не жил в Нью-Йорке. У нас не было ни знакомств, ни друзей, ни рекомендательных писем к кому-нибудь. Мы открывали Нью-Йорк сами. Мы узнали разницу между деловыми кварталами и жилой частью города. Мы обнаружили, что музеи и галереи можно посещать бесплатно. Мы открыли обширные возможности в аптеке, где по воскресеньям, когда все остальное закрыто, возможно купить все — от карандашей и канцелярских принадлежностей до грелок, будильников и ювелирных изделий всех видов и сортов. Мы научились сидеть за стойкой и заказывать себе с видом старожилов: «Виски со льдом», или «Два средне-подогретых».
Каждое утро мы проходили по 55-й улице на 5-ю авеню и дальше, к собору Святого Патрика. По размерам он — как один из крупнейших соборов Европы; но на углу 50-й улицы его заслоняли небоскребы. После мессы отца Вазнера мы возвращались обратно в отель.
Нам понадобилась прачечная. Как и все остальное, это был вопрос денег. Однажды утром мальчики, которые возвращались с мессы другой дорогой, с гордостью объявили нам, что нашли самую дешевую прачечную в городе, ее хозяин, китаец, берет всего шесть центов за фунт. Мы собрали все наше грязное белье для стирки. Пришел китаец, улыбался и кивал. Через два дня он пришел опять, и мы не могли поверить глазам. Должно быть, он кипятил все сразу в одном тазу, и поскольку один из наших голубых передников был покрыт непрочной краской, абсолютно все, каждая блузка, каждая белая рубашка, каждый носовой платок, стали такого же голубого цвета.
Мы не хотели брать маленьких девочек в концертное турне и присматривали недорогую школу- интернат. Мистер Вагнер помог нам. Мы нашли для них Академию урсулинок в Бронксе, всего за тридцать пять долларов в месяц за каждую. Когда мы оставили Розмари и Лорли в их новой школе, нам было их жалко. Они выросли в местности, покрытой деревьями и лугами, а здесь, в Бронксе, кругом был лишь асфальт, и не видно ни единой травинки. Однако, сестры были очень добрые и приятные, так что дети должны были выучить английский быстрее нас.
Нам действительно не потребовалось никакой организованной экскурсии по Нью-Йорку. Каждый наш выход из отеля сам собой превращался в осмотр достопримечательностей. К примеру, эти изумительные пожарные лестницы, обвивающие ступеньками дома снаружи. Трамваи и автобусы, совсем не такие, как у
