Тил задумалась:
— Нет. Это гораздо глубже, почти как если бы фуркот и человек были частями одного целого. — Наверху послышалось ворчание, и она вскинула голову. — Саалахан хочет, чтобы мы поторопились. — Не дожидаясь Флинкса, Тил устремилась вперед.
Он изо всех сил старался не отставать. Тил и ее ребятишки, казалось, точно знали, куда ставить ногу, когда надо сделать маленький шажок, а когда — прыгнуть. Флинкс понемногу тоже приспосабливался, но он, конечно, не сравнился бы с Кисс в проворстве, даже если бы практиковался в древолазании годами.
Он был в неплохой физической форме и все же тяжело дышал, когда сумел догнать их.
В развилке между двумя большими бледно-голубыми ветвями лежал незнакомый взрослый фуркот — едва живой, это было видно с первого взгляда. Его мех не был ярко-зеленым, а имел желтоватый оттенок. Грудь судорожно вздымалась и опадала. Он лежал на боку, напоминая выброшенного на берег кита. На лапах зияли загноившиеся раны.
При появлении людей и фуркотов он попытался произнести слова приветствия. Ничего не вышло, и он, совсем обессилев, уронил голову.
Не зная, что делать, Флинкс посмотрел на спутников. Все остановились, лица были озабоченные, даже Двелл впервые на глазах Флинкса вел себя сдержанно.
Саалахан обнюхал пострадавшего сородича, а Тил наклонилась, погладила массивную голову, нежно почесала между ушами. Из мощной груди вырывался хрип. Все три глаза были полузакрыты.
— Киинраван, — ответила Тил на невысказанный вопрос Флинкса. — Фуркот Джераха.
— А я думал, когда человек умирает, его фуркот умирает тоже.
— Если не сразу, то вскоре, — проворчал Саалахан.
Глядя на ужасные раны, не приходилось сомневаться в его словах.
— Киинраван пытался помочь Джераху, но было уже слишком поздно. — Тил продолжала гладить вздрагивающую голову.
— Разве нельзя сделать носилки? — предложил Флинкс. — Фуркоты несли бы его, а мы бы помогали. Может, удастся донести Киинравана до вашего дома? — Он похлопал по поясной аптечке. — У меня есть кое-какие медикаменты. Не знаю, помогут ли, но можно попытаться.
— Это все ни к чему, — отмахнулась Тил. — Киинраван умрет сегодня днем.
Жизнь прямо на глазах у Флинкса покидала громадное тело фуркота.
— Какая бессмысленная жертва!
— Так устроена жизнь, — философски возразила Тил. — Лес дает жизнь всем нам, и в лес каждому суждено вернуться. Тут не о чем печалиться. Киинраван не заслуживает сожаления.
— Объясни мне вот что. Если бы вначале погиб Киинраван, с Джерахом случилось бы то же самое?
— Конечно.
За этими словами стоит что-то очень важное, подумал Флинкс. Что-то несравненно более глубокое, чем дружба между человеком и животным. Это похоже на самый настоящий симбиоз.
Интересно, как он возник? Тил и ее дети — люди в полном смысле этого слова. Их предки прилетели сюда с одной из планет Содружества. Как получилось, что между ними и одним из видов туземных животных образовалась такая тесная связь? Насколько разумны фуркоты? И что подтолкнуло их к такой крепкой дружбе с людьми? У них не было тысячелетий, за которые сложились взаимоотношения человека и собаки, человека и коня. Все произошло очень быстро.
Может быть, слишком быстро, подумал Флинкс без особой уверенности. Он не изучал бихевиористскую биологию.
— Не понимаю, почему Киинраван не мог перейти к другому человеку? — Он не отрывал взгляда от умирающего фуркота.
— У всех людей уже есть фуркоты, — ответила Тил.
— Это я понял. А почему человек не может иметь двух фуркотов? — допытывался Флинкс.
Она посмотрела на него, как на умалишенного.
— Что за странная мысль! С какой стати человеку могут понадобиться два фуркота? И два фуркота никогда не захотят делить одного человека.
— Я до сих пор не понял, откуда берутся фуркоты.
Мумадим презрительно фыркнул, но Флинкс счел за лучшее не обращать на него внимания.
— Вы их выращиваете? Или, может, их стадо живет неподалеку от вашего дома, и когда рождается человек, фуркоты выделяют ему молодое животное?
Тил рассмеялась:
— Когда рождается человек, его фуркот приходит к нему. Когда человек умирает, фуркот умирает тоже. Таков естественный порядок вещей.
Совсем даже неестественный порядок вещей, подумай Флинкс.
Заговорил Саалахан, не дав Флинксу открыть рот:
— Теперь уже недолго.
— Не переживай за него, — сказала Тил Флинксу. — Киинраван счастлив. Скоро он снова будет вместе с Джерахом.
Умирающий фуркот не походил на счастливчика, он явно мучился. Флинкс вспомнил о своем игольнике.
— А нельзя облегчить его страдания? Ускорить конец?
Тил нахмурилась:
— Страдания — естественная часть процесса умирания. Смерть порождает жизнь. Тут не о чем горевать.
— Но ведь он ранен…
— Все не так страшно, как кажется.
— Я просто подумал, что…
Внезапно Флинкс замолчал, резко повернулся и приложил ладонь ко лбу, озирая непроницаемые зеленые стены. Встревожившись, Пип взмыла в воздух.
— В чем дело? — спросила Тил.
Туватем втянула носом влажный воздух и фыркнула:
— Ничего особенного. Небесный человек слышит порхание и прыжки.
Тил посмотрела на молодого инопланетянина:
— Флинкс?
— Мне показалось… показалось, что я чувствую других людей. Не могли твои соплеменники отправиться на поиски?
Она отрицательно покачала головой:
— У них есть чем заняться и без этого.
— Тогда, может, это еще одна семья собирает ягоды сьюгарерри?
И снова Тил покачала головой. Мумадим игриво ткнул Флинкса в плечо:
— Может, ты меня почувствовал, а?
— Нет. Это были человеческие эмоции.
— Вполне возможно, — неожиданно согласился Мумадим, сильно удивив Флинкса. У того сложилось впечатление, что юный фуркот готов оспаривать любое его слово.
— В этом мире все иначе, тут я ни в чем не могу быть уверен, — пробормотал Флинкс. — По-моему, нужно постараться, чтобы все вы как можно скорее попали домой.
— Нет, — возразила Тил. — Сначала нужно похоронить Киинравана.
— Похоронить? — Флинкс глянул на умирающее животное. До земли так далеко!
— Неужели ты думаешь, что хоть один человек или фуркот пожелает себе могилы в Нижнем Аду? — спросила Тил. — Здесь полно подходящих мест. Саалахан перенесет тело, а мы все поможем ему, даже ты, если захочешь.
— Конечно, — по-прежнему ничего не понимая, согласился Флинкс.
«Как же мы потащим этого мертвого великана по непролазной чаще?» — подумал он.
