После этого письма она получила извещение из отеля, что ей оставлена комната. Странным образом письмо Амариллис Лугоцвет куда-то запропастилось. Часть его она знала наизусть, но не могла уже точно вспомнить, как звучало само приглашение. Однако в том, что это было приглашение, сомневаться не приходилось. Ну, самое позднее через неделю, с подачей первого счета, все станет ясно. Ей приходилось селиться в хороших отелях и при более сомнительных обстоятельствах. Недоразумение на этой почве вряд ли выведет ее из равновесия.
Воздух был неподвижен и тих, ни малейшего дуновенья. Софи это сразу почувствовала — она-то приехала сюда из города, до того наполненного ветром, что у туристов делалась головная боль.
Говорят, с той поры в этих местах многое переменилось. Софи двинулась вперед бодрым спортивным шагом. Пока что перемен не заметно, во всяком случае, здесь, возле озера. Старые дома вроде бы такие же, как прежде, их не перестраивали, только слегка подновили и, пожалуй, содержат в лучшем виде, чем в ее время. Вся душа ее восстала против такой формулировки. «Мое время теперь,— подумала она,— я никогда еще не была так уверена в себе. Эти виллы, наверное, принадлежат теперь другим владельцам, только в доме, где столярная мастерская, должно быть, живут те же люди, по крайней мере, та же семья». Подходя к ущелью, она услышала знакомый шум которого ей все это время так не хватало,— клокотанье двух рек, одна вытекала из озера, другая бежала к нему через поселок. У оконечности небольшого полуострова обе реки 30
сливались, оглашая окрестность бурливым рокотом, который еще долго отдавался у нее в ушах.
Дорога была не такой ровной, какой рисовалась ей в воображении, ее сплошь перерезали какие-то канавки и сплетения толстых корней. Там, где она поднималась в гору,, над ней местами нависали надломленные ветки, и Софи приходилось нагибаться, чтобы под ними пролезть. Круто обрывавшийся склон горы пестрел цветами — герань, желтый рогатик, пятнистый ятрышник. Когда лес расступился и Софи двинулась вдоль опушки, она то и дело наклонялась над нежными синими колокольчиками, но не рвала их. Однако и здесь, на краю луга, еще пахло прелью и грибами. Софи сорвала верхушку с молоденькой елочки и принялась ее жевать, как делала в детстве, нередко от всамделишного голода, когда ее прогулки заводили ее далеко и она пропускала время обеда.
Вдруг перед нею вырос дом на месте, где ей помнился только заброшенный сарай. Вид у дома был такой, будто стоит он здесь целую вечность. Необработанное дерево потемнело от времени и непогоды — так выглядело большинство домов местных жителей. Сам дом был невелик, но окружен хорошеньким садиком, где росли яркие деревенские цветы.
Дверь в сени была открыта настежь. На каменной ступеньке стояла пара «ходулек» — остроносых сабо с кожаным верхом. Софи сбросила с ноги туфлю и сунула ее в «ходульку», с трудом вспомнив само это слово. Бог весть сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз ступала по земле в такой обуви. От долгой носки дерево внутри стало гладким и скользким, и сквозь тонкий чулок Софи ощутила его прохладное прикосновенье.
Сени служили здесь и верандой, там стоял деревянный стол и несколько стульев. Над скамьей в углу висел пучок сухих вербочек, на стенах в тонких деревянных рамках красовались цветные открытки,— одна из них изображала крошечную, только что родившуюся серну. Тонкая занавеска на небольшом оконце вдруг колыхнулась, словно от чьего-то легкого дыхания.
Амариллис Лугоцвет, должно быть, давно уже наблюдала за своей гостьей. Она неподвижно стояла в дверях дома, широко раскинув руки, словно только и ждала случая заключить Софи в свои объятья. Ее глубоко посаженные глаза лучились улыбкой...
— Ты ничуть не переменилась, милая Софи, ничуть не переменилась,— сказала она.
Софи почему-то испугалась и пришла в смущение. -Бог в помощь! — произнесла она обычное в этих местах приветствие, но не двинулась с места и тут только заметила, что одна ее нога все еще обута в «ходульку».-Ну да! — Софи рассмеялась.— Столько лет прошло, а я, по-вашему, ничуть не переменялась.
Когда она снова надела туфли, Амариллис взяла ее под руку и повела в дом. Снаружи было солнечно и жарко, а в коридоре ее охватил прохладный сумрак и в ноздри ударил одуряюще крепкий аромат — Софи не сразу сообразила, какой цветок его источает.
— Пойдем,— сказала Амариллис Лугоцвет.— Ты мне позволишь по-прежнему говорить тебе «ты»?
Она ввела Софи в светлую комнату с неожиданно высоким потолком,— Имеется и кухня,— она указала на притворенную дверь,— но кухней, я думаю, тебя не удивишь.
Софи ожидала увидеть обычную обстановку крестьянского дома, но, кроме массивного шкафа темного дерева с огромным железным ключом и железными петлями да кованого сундука в том же роде, ничего такого не увидела. Обе вещи были неполированные. Не вполне сознавая, что делает, она опустилась в кожаное кресло, а руки уронила на длинный и тоже неполированный стол мореного дерева. Понемногу она привыкла к странному аромату и пришла в себя. Узкий диван напротив был покрыт кашемировой тканью неярких тонов с восточным узором. Убранство комнаты было вроде бы совсем простое, и все же Софи показалось, что в нем есть какая-то роскошь, хотя она и не могла бы толком объяснить, в чем эта роскошь состоит.
Из стенного шкафчика, который Софи заметила только сейчас, Амариллис Лугоцвет достала графин простого стекла и два таких же простых граненых стаканчика и поставила на стол.
Так, значит, она действительно носит соломенную шляпу с полями. Эта шляпа настолько срослась с ее обликом что невольно напрашивалось представление, будто она и спит в шляпе. Носила она по-прежнему и штирийское платье, хотя непривычно блеклой расцветки - светло-желтый, словно линялый, корсаж поверх белой блузки с пышными рукавами, на темно-серой юбке - фартук с зеленым рисунком. Только шелковый платок с бахромой, наброшенный на плечи и схваченный на груди большой серебряной брошью, ереливался оранжево-красными тонами.
— Дорогая Софи, я очень рада, что ты пришла.— Амариллис Лугоцвет наполнила стаканчик нежно- розовой жидкостью и подала гостье, и та догадалась, что это, конечно, черносмородиновая настойка. Первый же глоток вызвал у Софи улыбку — она не обманулась в своей догадке.
— Домашняя? — спросила она, и Амариллис радостно кивнула.
— Ах, сколько всего можно было бы рассказать друг другу...— Взяв со столика коробку с гильзами, Амариллис ловкими движениями набила себе сигарету. — Ты куришь? — спросила она.
Софи взяла у нее самодельную сигарету и предложила ей взамен свои, египетские.
— Нет, спасибо,— отвечала Амариллис,— я уж очень привыкла к этой смеси, от твоих только раскашляюсь.— Она достала из коробки еще одну гильзу и равномерно набила ее табаком, с наслаждением вдыхая его запах.
