Согласно мнению Вайтмана, граждане с моральной точки зрения имеют и право на политические позиции, которые они обосновывают единственно в контексте некоего мировоззрения или религиозного учения. Однако в этом случае они должны выполнять два условия: они должны быть убеждены в том, что их правительство вправе претворять в жизнь законы или политику, поддержанные ими самими с помощью религиозных или мировоззренческих аргументов, и они должны быть готовы объяснить, почему они верят в это. Данная смягченная оговорка[163] выходит за рамки требования проводить тест на обобщение из перспективы первого лица. Тем самым Вайтман хотел бы гарантировать, чтобы граждане воспринимали свои суждения с точек зрения концепций справедливости — будь то религиозно или мировоззренчески фундированных. Они должны рассуждать из перспективы соответствующей собственной доктрины, которая одинаково хороша для всех. Но Золотое Правило не Категорический Императив. Оно не обязывает к
Поскольку не предусмотрено никаких институциональных фильтров, при этом условии не исключено, что политика и программы законов, выработанные исключительно на основе определенных религиозных или конфессиональных убеждений, привлекут большинство и будут проводиться в жизнь. Николас Волтерсторф, который больше не хотел бы подвергать никакому ограничению политическое применение религиозных оснований, отчетливо делает этот вывод: политический законодатель тоже вправе пользоваться религиозными аргументами[166]. Однако вместе с открытием парламентов для споров о непреложностях веры государственная власть может стать агентом религиозного большинства, проводящего в жизнь свою волю при нарушении демократической процедуры.
Разумеется, нелегитимно, как мы полагаем, не само корректно проведенное демократическое голосование, но нарушение других существенных компонентов процедуры — дискурсивного характера предшествующих консультаций. Нелегитимно нарушение принципа мировоззренчески нейтральной реализации политического господства, в соответствии с чем все проводимые государственной властью политические решения должны быть
Волтерсторфф предупреждает это возражение, заранее отклоняя легитимационный принцип конституционного консенсуса, зиждущегося на основаниях. Согласно представлениям либеральной демократии, политическое господство устраняет свою насильственность благодаря юридически принуждающей привязке к принципам осуществления господства, способным генерировать общее согласие[168]. Волтерсторф, напротив, выставляет эмпиристские возражения. Идеализирующие допущения, практикуемые даже конституционным государством, он подвергает осмеянию как «quaker meeting ideal»[169] (хотя квакерский принцип единогласия как раз нетипичен для демократической процедуры). Волтерсторф исходит из того, что спор между религиозно или мировоззренчески фундированными концепциями справедливости не может найти разрешения в общем подчинении сколь угодно формальному фоновому консенсусу. Ведь от либерального конституционного консенсуса должен оставаться принцип большинства. Однако Волтерсторф может представить себе гарантируемое решениями большинства сосуществование когнитивно непримиримых религиозных и мировоззренческих коллективов лишь как происходящее против воли приспособление к некоему modus vivendi: «I do not agree, I
Неясно, почему политическая общность при таком условии не подвергается всякий раз опасности распада в боях за веру. Разумеется, обычный эмпирический вариант либеральной демократии понимал решения большинства всегда уже как временное подчинение меньшинства фактической силе партии, большей численности[171]. Однако, согласно этой теории, принятие процедуры голосования объясняется готовностью партий к компромиссам, партий, которые всегда сходны между собой в том, что каждая из них ориентируется на собственные преференции в отношении по возможности большей доли таких основных благ, как деньги, безопасность или свободное от работы время. Поскольку все
(5) Конкуренцию между мировоззрениями и религиозными учениями, притязающими на то, чтобы объяснить положение человека в мире в целом, невозможно улаживать на когнитивном уровне. Однако, как только эти когнитивные диссонансы проникают до самых основ нормативно урегулированного сосуществования граждан, политическая общность, основанная на шатком modus vivendi, сегментируется на непримиримые мировоззренческие сообщества и религиозные общины. Без сплачивающих уз юридически невынуждаемой солидарности граждане не воспринимают себя в качестве равноправных участников в совместной практике формирования общественного мнения и волеизъявления, в которой они
Отказ от взаимности и взаимная индифферентность как будто бы оправдываются тем, что либеральное государство запутывается в противоречиях, когда оно одинаково требует от всех граждан такого политического этоса, который неравномерно распределяет между ними когнитивное бремя. Оговорка, касающаяся перевода, и институциональный приоритет, коим пользуются секулярные основания по сравнению с религиозными, требуют от религиозных граждан труда по обучению и адаптации, от которого избавлены секулярные граждане. Правда, с этим совпадает и эмпирическое наблюдение, что и в пределах церквей уже достаточно давно тлел известный рессентимент против мировоззренческого нейтралитета государства, так как долг «публичного использования разума» можно исполнить лишь при определенных когнитивных предпосылках. Однако такие эпистемические установки производят впечатление каждый раз данного менталитета; их невозможно превратить в мотивы для содержания нормативных ожиданий и призывов к политическим добродетелям. Всякое долженствование предполагает умение. Ожидания, сопряженные с ролью гражданина демократического государства, пропадают впустую, если не происходит соответствующего изменения ментальности; тогда они пробуждают лишь рессентимент со стороны тех, кого недопонимают и к кому предъявляют завышенные требования.
С другой стороны, в западной культуре начиная с дней Реформации и Просвещения мы наблюдаем фактически смену формы религиозного сознания. Эту «модернизацию» социологи описывают как ответ религиозного сознания на три вызова современности: на факт религиозного плюрализма, на взлет современных наук и на претворение в жизнь позитивного права и профанной общественной морали. В этих