Конституции; ст. 9.2 Конституции). Во врага конституции превращается первоначально имевший религиозную коннотацию враг государства — будь то в секуляризованном обличье политического идеолога, либерального государства или же в обличье фундаменталиста, борющегося с современной жизненной формой как таковой. Но кто определяет врага конституции, если не органы конституционного государства? Оно должно одновременно защищаться от вражды действительных противников и от предательства собственных принципов — постоянно подстерегающей в этой ситуации опасности покаянного возвращения к начальственной практике одностороннего установления границ толерантности. Если религиозная толерантность может передать демократии задачу парадоксального самоограничения, то демократия должна прорабатывать парадокс конституционной толерантности в собственной правовой среде.
Патерналистски реализуемая защита конституции заостряет этот парадокс. Ибо право, опредмеченное ради «объективного ценностного порядка», как видит уже Конрад Гессе, несет в себе «тенденцию стремиться к сохранению конституции и конституированного ею государства больше в хорошо функционирующей системе контроля и системе обороны». Не следует терять из виду того, что «субстанцию свободной демократии невозможно сохранить посредством свертывания свободы»[366]. Оспариваемая демократия может избежать опасности патернализма посредством того, что она будет способствовать проявлению самосоотнесенности самою себя устанавливающей демократической процедуры даже в демократическом споре с неизвестным результатом о соответствующей правильной интерпретации конституционного определения.
Лакмусовой бумажкой для этого служит отношение к гражданскому неповиновению. Разумеется, сама конституция устанавливает, как следует поступать в конфликтах относительно ее интерпретации. Но толерантный дух либеральной конституции, оправдывая в верховном суде (подлежащее наказанию)
Признавая гражданское неповиновение, демократическое государство работает с парадоксом толерантности, проявляющимся в измерении конституционного права. Демократическое государство так проводит границу между толерантным и саморазрушительным обращением с неоднозначно воспринимаемыми диссидентами, что последние, которые могли бы в конечном итоге проявить себя врагами конституции, все же получают шанс доказать на деле, что вопреки такой видимости они являются подлинными конституционными патриотами, а именно сторонниками динамично понимаемого конституционного
Мировоззренческий плюрализм и борьба за религиозную толерантность были не только побудительными силами для возникновения демократического конституционного государства; даже и сегодня они еще дают импульсы для его последовательного формирования. Прежде чем я буду вдаваться в подробности религиозной толерантности как пионера правильно понимаемого мультикультурализма и равноправного сосуществования различных культурных жизненных форм в рамках демократически устроенной общности (3), я хочу обратить более пристальное внимание на понятие толерантности и объяснить, в чем состоит бремя взаимных ожиданий толерантности (2).
(2) En passant[368] мы уже упомянули три компонента, которые Райнер Форст различает в современном понятии толерантности с точек зрения
Ad[370] а) Специфицирование компонентов отвергания отвечает на вопрос о том, когда вообще наличествует ситуация, делающая необходимым и возможным толерантное поведение. Это понятие употреблялось бы слишком нестрого, если бы «толерантность» в общем случае распространялась лишь на диспозицию терпимо-терпеливого обхождения с другими или чужими. Имеется в виду скорее юридически невынуждаемая
Итак, толерантность может проявлять лишь тот, у кого есть субъективно убедительные основания для отвергания инаковерующих. Толерантность — это не безразличие, так как индифферентность к чужим убеждениям и практикам или даже к оценке Другого и его инаковости сделала бы толерантность беспредметной. Конечно, основания для отвергания, которых требует толерантность, могут считаться хорошими не только субъективно. Они должны получить публичную оценку в качестве легитимных. Предрассудки в счет не идут. О толерантности речь может идти лишь тогда, когда участники могут обосновывать свое отвергание
Это приводит к интересному выводу, что толерантность может начинаться лишь за пределами дискриминации. Как и в случае со свободой религии, мы можем требовать толерантности лишь после устранения предрассудков, на основании которых прежде всего угнеталось меньшинство. Разумеется, как показывает пример с антисемитизмом, отвергание инаковерующих фактически соединяется с укоренившимися предрассудками, выходя далеко за рамки правовой эмансипации еврейских граждан. Однако, как в «Натане Мудром» у Лессинга, те различия в вере, которые предоставляют «хорошие» основания для отвергания чужих убеждений и практик, выступают на первый план для просвещенных христиан, мусульман и иудеев только после преодоления всех предрассудков. С другой стороны, после преодоления соответствующих предрассудков в отношении цветных, гомосексуалистов или женщин больше не осталось компонентов чужого или «инородного», к которым могло бы относиться
Наряду с этой квалификацией оснований для отвергания, которые объясняются