Ее лицо отражало некоторое замешательство. Питер пришел ей на помощь.
– Это – моя жена. Правда, официально мы еще не оформили наши отношения. Но какая разница?
– Очень приятно… – растерянно пробормотал Владимир.
– Наливай. – Виктория смотрела на отца с решительным задором. – Давай выпьем за тебя и Линду. Чтобы у вас все было хорошо.
Четыре полные стопки сошлись, издав глухой, куцый звук, и тотчас были опустошены. Едва начали закусывать, Виктория, вспомнив, тронула Владимира за руку и оживленно проговорила:
– Ты можешь представить, что папа и Линда решили уйти в отставку и перебраться сюда, к нам? Но вовсе не для того, чтобы на пенсии отдыхать. Хотят передавать опыт борьбы с преступностью молодым членам отрядов самообороны. Это вполне реально. Такие специалисты нам нужны. Я готова поднять этот вопрос на Совете.
Слушая мать, Владимир согласно кивал, не забывая при этом о картошке и селедке. Потом деловито прокомментировал:
– Такие специалисты на самом деле нужны. И школу давно пора создать. А то все малопрофессионально, на одном энтузиазме.
– Мы готовы заняться и созданием школы. Правда, Линда? – Питер повернул к ней голову, она уверенно кивнула. – Что поручат, то и будем делать. – Он перевел взгляд на дочь, на внука. – Но прежде мы поедем посмотреть Лондон. С мамой и с тобой. За мной значится такое обещание.
– Я бы с удовольствием. Но как с финансовыми и прочими проблемами?
– Постараюсь их решить.
– Если так… Готов ехать. В отпуске я не был два года.
Питер покровительственно усмехнулся.
– Посмотришь Западную Европу Прежде всего, Лондон. Это не только наша с Викторией родина. Это – важный город для западной цивилизации. Той, которая создала современный мир.
Пренебрежительное выражение тронуло лицо Владимира.
– Современный мир, тот, который сейчас на большей части Земли – тупик эволюции.
Питера смешил юношеский максимализм внука, но он отвечал вполне серьезно:
– Я бы не стал так безапелляционно говорить о тупике. Проблемы налицо. Но разве было когда-нибудь время, когда человечество развивалось без проблем? Любой кризис – толчок к преобразованиям.
Владимир энергично покачал головой.
– Такого кризиса, как сейчас, никогда не было. И то, что все страны перемешали, создает дополнительные трудности. У России всегда был свой путь. Особый путь. А сейчас только на нашей территории мы можем отстоять этот путь. Вот почему существование такой территории здесь, в России, столь ценно.
Питер не смог сдержать мимолетной улыбки.
– Ты затронул очень сложный вопрос. Вокруг него идет давний и весьма запутанный спор. – Он смотрел на внука устало, задумчиво. – Особый путь… А была ли Россия Европой? Хоть когда-нибудь? На мой взгляд, несмотря на старания Петра Великого, который повернул Россию лицом к Европе, но при этом усилил крепостничество, она осталась прежде всего азиатской страной. Татаро-монгольское иго и кровавые старания Ивана Грозного давали о себе знать многие столетия. Главная беда в том, что народ пребывал в рабстве. Даже просвещенная Екатерина Вторая не изменила этого. И главный наш европеец Пушкин не смог подвинуть Российскую империю к Европе – подавляющая часть страны была безграмотна и его произведений не читала. Александр Второй отменил крепостное право, но не рабство. Ибо лакейство и после тысяча восемьсот шестьдесят первого года осталось неотъемлемой чертой значительной части русского народа. Оно пребывало в головах, в обычаях. Личное право никогда не было развито на Руси – об этом еще Герцен писал. Так что тиранию большевиков следует признать закономерной. Народ принял их, а вслед затем – Сталина, как нечто привычное, нужное. И потом тяготел к авторитарным лидерам, преклонялся перед ничтожными правителями, непомерно возвеличивая их. Так что я бы не уповал на особый путь.
Его слова озадачили внука. Но отмалчиваться тот не собирался.
– Я не умею так складно сыпать именами и событиями, – недовольство сквозило в голосе Владимира.
– Только суть я понимаю четко. Западная цивилизация привела человечество в тупик.
Питер усмехнулся, чуть-чуть.
– Я вижу проблему в диктатуре большинства. Дело в том, что большинство не всегда право. – Тут он покосился на Линду. – Ему неохота думать о будущем Земли, человечества. Оно хочет только потреблять, только развлекаться в свободное время. Диктатуру большинства надо бы сменить диктатурой интеллекта. Но глобализация была неизбежна. Пойми: территориальная зависимость человека давно уже стала несущественной. Что главное? Культура. Самый ценный ресурс и вчера, и сегодня – энергия культуры. Ибо только она объединяет людей. И основой стала культура западноевропейская. Но важнейшая часть культуры – язык. Что из этого следует? А вот что: пока где-то говорят по-русски, русская культура жива. К счастью, русский язык жив не только здесь, но и во многих частях Европы.
Владимира подобные утверждения, похоже, устроили. А может, у него не хватило новых доводов. Как бы там ни было, но спор иссяк.
Питеру и Линде отвели ту комнату, где он уже ночевал.
– Ты на меня не сердишься? – спросил Питер, когда они легли.
– За что?
– За мои слова о том, что большинство не всегда право.
Помолчав, она сказала примирительно:
– Тебя не переубедить.
– Но ведь и тебя не переубедить, – с хитрой физиономией заметил Питер. – Помнишь, ты рассказывала мне, что концепция разумной достаточности сменила концепцию потребительства?
– И что из этого?
– А то. Еще пятьдесят лет назад подавляющее большинство американцев проповедовало потребительство. Безудержное, безоглядное потребительство: жить только для того, чтобы потреблять. А потом стало ясно, что это неверный подход. Что надо беречь ресурсы. Менять надо только то, что удалось сделать более экономным, энергосберегающим. А остальное сохранять. Вот видишь?! Но из этого следует, что тогда, в начале века, подавляющее большинство американцев, как, впрочем, и европейцев, было неправо. Где гарантия, что большинство во всём право сейчас?
Ее взгляд стал озорным.
– Никакой гарантии. А где гарантия, что правы те, кто, в отличие от большинства, будто бы знают истину?
Спорить с ней было бесполезно. Тем более, что последний довод имел основание. Питер предпочел потратить силы на другое: обнял ее, закрыл ей рот страстным поцелуем. Его старания не были отвергнуты.
На следующий день они с Линдой отправились в Париж. Сначала добрались до границы своей территории, потом – до вокзала, там сели на скоростной поезд и через пять часов оказались в городе, который познакомил их.
Фацио ждал их. О встрече договорилась Линда. Хозяин кабинета усадил их по другую сторону стола.
– У вас какие-то просьбы? – Он смотрел в высшей степени приветливо.
– Да, – сдержанно ответил Питер. – Нам нужны два временных чипа для моей дочери и младшего внука. Со сроком действия не менее месяца. Вы обещали.
– Мой друг, я помню о своих обещаниях… – Быстрым движением он достал из стола два тонких серебристых браслета, положил их перед Питером. – Они надеваются на запястье. И полностью заменяют вживленные. На время действия. Эти – на два месяца.
Питер взял один из браслетов, рассмотрел поближе – тот был очень легким. Глянул на Фацио.
– Какой из них для моей дочери, а какой – для внука?
Вопрос не застал Фацио врасплох.
